временное, что сейчас, вот-вот, надвинется на него новая туча, темнее первой.
И в самом деле: первые, быстрые облачка-лапки этой тучи уж стали тут же набегать. Он не впустую сказал: «Надо действовать». Знал, что надо. Посланный дар (уверенность, что он им обладает, была прежняя) – этот дар обязывает. Сам хотел, сам выбрал. Теперь он отвечает и за него, в совести своей… – перед кем? Да перед всеми! Она недаром сказала, – нельзя терять времени. Ведь только два месяца!
Только? Пожалуй, прежде он решил бы, что и двух дней довольно, с этаким-то средством! Но сейчас было уже другое. Уж надвигалась туча… Действовать, да и сейчас же, не только дни, но драгоценных следующих двадцати минут не теряя… но что делать? Куда идти? К кому? Кого просить? О чем? – вот сейчас, сию минуту начиная, – какой первый шаг из тысяч, ведущих к цели?
Он сидит в бистро, в Париже. Его никто не знает, он никого не знает. И, главное, ничего не знает, совсем ничего! Газета валяется на соседнем столике, – вспомнил, что уж давно и газет не читал, – изредка русскую, какая попадалась. И у него нет никого, – ни друга, ни товарища, знакомого даже, которому бы он верил. А если б и были? Что они рассказать ему могут? Он давно, незаметно, ушел в свою келью под елью, спрятался, пригрелся там; давно в полглаза видится ему этот муравейник, где муравьи душат друг друга. Идти к ним за помощью? Он не шел никогда. И вот, сам превратился в беспомощного. С ужасом, с ясностью, сознавал свою беспомощность в эту странную минуту.
«Нет, так нельзя! – опомнился он. – Что за стыд? Я не мальчишка. Нужен план действий, и я его составлю. На это есть вечер, ночь… Сейчас сделаю только первое, необходимое, что, во всяком случае, будет нужно».
Первое, конечно, свобода, иметь в своем распоряжении все минуты этих двух месяцев. И, почти уже не думая о дальнейшем, он вышел из кафе и направился в ту французско-русскую контору, где служил. Как-то решилось, что будет просить отпуска, – по личным обстоятельствам, – и ровно на два месяца. «До тринадцатого марта», – быстро счел он. Почему отпуска, а не отказа от службы, – он и сам не знал; так пришло в голову, а размышлять он не решался.
В конторе взглянули на него с удивлением, а сосед его по работе, М. Дюнуа, даже с недоброжелательством. Но едва Леонид попросил его провести в кабинет заведующего (первая просьба!), тотчас предупредительно вскочил.
У заведующего все обошлось, как и ждал Леонид. Работы было много, время горячее, штат сокращенный; но Леонид уж придумал, как устроить, чтобы дело не пострадало и чтоб отпуск, который тотчас был ему дан, больших неприятностей никому не доставил. «Мою работу, в виде extra[2], я прошу вас передать М. Дюнуа, – сказал он, – вместе с моим содержанием за это время». Позвали М. Дюнуа. Он, конечно, согласился, – может быть, согласился бы и без Леонидова дара: был стеснен и работы лишней искал. Удивился, правда… но приятно удивился и о разгадке не заботился.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО
приработок
