молчала Леночка. Что оставалось Ане?
Слушая их сопение, молчать им в такт. Молча идти домой. Кутаясь, ёжась, торопясь убежать от мороза. Молча раздеваться в темноте. Молча ложиться в постель, молча закрыть глаза.
Не было и не могло быть никакой Тишины, никакого Безмолвия. По холодной многоэтажке тоскливо полз лифт, возвещая о своём приближении унылыми стонами. Как бы ни было это смешно, Ане многое бы отдала, чтобы хоть ненадолго задержать его. Ей хотелось кричать, рыдать, стучать кулаками в стены и требовать, чтоб Безмолвие вернулось. Она понимала, конечно, понимала, что это глупо.
Скрип был чуть слышен, но Аня вздрогнула. Дверь, по соседству с той, из которой они недавно вышли, приотворилась.
Её приоткрыл один из самых сильных порывов Западного Ветра. Гнев его достиг пика, но мощь, буквально следом, начала таять.
Олег встрепенулся от Аниного движения и посмотрел туда. Злобно напрягся – внезапный Анин импульс вновь заставил его среагировать сильнее, чем он находил нужным. Осклабился:
– Хочешь ограбить?
– Хочу посмотреть, – Аня толкнулась от его омерзительных слов и с презрением направилась в коридор. Лифт дополз и недовольно распахнулся. Зачем Аня шла?
– Поехали, слушай, поехали. Хватит уже валять дурака.
Шла назло ему, вот почему. Знала, этих минут не вернуть.
– Давай, поехали. Я не буду тебя ждать.
– Ань, ты что? Ты чего там забыла? – это вступила Леночка, соло второго голоса. Аня была на пороге, на них не смотрела. Лезть в чужую квартиру ночью ей не было интересно. Возвращаться, как побитой собаке, – что ещё оставалось?
Дверцы кабинки хотели закрыться, хлёстким ударом Олег помешал им.
– Брось. Не поедешь – попрёшься домой одна. – И добавил с издёвкой, – Ну, что ты хочешь?
“Гадина”, – подумала Аня, распахнула дверь и вошла.
И очутилась в тёмной прихожей. Её порыв разом иссяк, на миг она задержалась, не зная, что теперь делать, но, как по какой-то инерции, двинулась дальше, в комнату, где еле тлел чуть живой сиреневый свет. Что можно было придумать нелепей? Наоборот, сразу выскользнуть отсюда, пока её никто не заметил – всё, что ещё можно было сделать разумного. Что сказать потом Леночке и Олегу? Не имело значения, она могла влипнуть в историю куда глупей. Эти мысли и тревожили Аню, и были где-то далеко от неё. Было как-то не по себе и в то же время – всё безразлично. Как будто это был сон.
Неужели это и правда не сон? Трудно было поверить здесь, в комнате.
Странной. Почти пустой. Низкая, будто со спиленными ножками тахта и книжные полки. Умирающий диод ночника. Диковинные цветы, стоящие и висящие вдоль стены, в этом свете – или в этой темноте – почти фиолетовые. Сливающиеся, как одно живое существо, которое почти не слышно, но угрожающе что-то шептало Ане, тянулось к ней.
Аня вздрогнула, силясь прогнать наваждение. Это было мгновение, меньше, чем секунда,
