повернулся к отцу, который уже оправился от загадочной травмы и теперь с интересом щурился на мальчишку.
– Пап, переводчика бы.
Кеий оторвался от созерцания мальчишки и посмотрел на квихельмов.
– На корабле кто-нибудь знает дарский? – спросил он. Ответа не последовало. Квихельмы только озадаченно переглянулись между собой. – Гожо!
Послышалось кряхтение, после чего первый ряд столпившихся мужчин раздвинулся, и взгляду собравшихся предстал хромающий Гожо, на лице которого аршинными буквами было написано, что он бы предпочел, чтобы его звали как угодно, только не Гожо. Кинжала в левом бедре уже не было.
– Не знаю, савит, – ответил Гожо. Хоть колдун и был его другом, но при посторонних субординацию квихельм соблюдал. – Этот язык аборигенов вообще мало кому известен. У нас из дарсов и квихельмов-то нет.
– А кок разве не дарс? – раздался сзади сильный чистый голос.
Селир сразу вспомнил, что дядя Барх, когда кричал на подчиненных, действительно, употреблял непонятные слова, которых ему отродясь слышать не приходилось.
– Зелих, приведи Барха! – тут же приказал Кеий, обращаясь к облокотившемуся на перила квартердека рослому мужчине с испещренным шрамами лицом.
Зелих с грацией рыси перепрыгнул через парапет, с глухим стуком приземлившись на палубу, где кучковались квихельмы. После чего направился в сторону камбуза.
Не прошло и двух минут, как вновь раздались шаги.
– Ну-ка разбежались-ка в разные стороны! – послышался запыхавшийся бас.
Квихельмы дружно расступились, и на свет серебряной Чары вышел, нет, выплыл, как раздутая бригантина, корабельный кок. Все волосы с лысой головы, похоже, проросли в богатые рыжие усы, являющиеся главным достоянием его рельефного от складок лица. Несмотря на то, что Барх не являлся квихельмом, одежду он носил точно такую же, только вместо безрукавной туники у него была черная рубашка, но не на крючках, а на позолоченных пуговицах. Этих пуговиц Селир боялся больше всего. Толстое необъятное пузо кока беспощадно натягивало края одежды, так что бедные кругляшки натужно впивались в ободки своих петель, грозя всем окружающим рано или поздно выстрелить без предупреждения.
– Так-так-так, – мурлыкнул Барх, подходя ближе к Селиру и мальчишке. – Кто это тут у нас?
– Дядя Барх, – начал маленький чародей. – Это дарс. Нам бы про него узнать побольше, да и объяснил бы ты ему, куда он попал.
– Дарс!? – восторженно воскликнул кок, наклоняясь к мальчишке, насколько позволил объемный живот, заглядывая ему в глаза и что-то пытаясь там найти. – Ядрёны макароны! И вправду дарс! Хо-хо! Хо-хо-хо!…
Хохокал он долго, от души, сложив руки на обтянутом тканью брюхе. Оно словно ожило и колыхалось, колыхалось, как желе на тарелочке. Селир не любил, когда кок так веселился, ведь угроза выстрела в такие моменты становилась как никогда острой.
Стоящий рядом мальчишка с ужасом
