кивнул и растворился в полумраке. Пусть приведет женщин; они крепкие, свирепые и в драке не уступают мужчинам. Одинцов чувствовал, что на этот раз ему нужна помощь. Пришельцев оказалось больше сотни, и, значит, атака справа будет слабее. Такое иногда случалось: в зависимости от темперамента и личных пристрастий, нападающие предпочитали прорываться либо мимо слоновьего бивня, либо правее, мимо камня, похожего на спину двугорбого верблюда, где располагался командный пункт вождя. На этот раз предпочтение было отдано бивню.
Дождавшись, когда первая группа пришельцев окажется в пяти шагах от каменистой гряды, Одинцов, по-разбойничьи свистнув, выскочил из своего укрытия. Затем свист раздался снова – когда, приблизившись к шеренге трогов, он пустил в дело чель. Звук рассекаемого сталью воздуха оборвался сочным хрустом, потом все начало повторяться в мерном ритме джазового оркестра: ссс-чпок!.. ссс-чпок!.. ссс-чпок!..
С реакцией у пещерных жителей было плоховато. Точнее говоря, они могли двигаться быстро, но прежде им требовалось подумать, куда бежать и зачем. Думать же они не любили. Те немногие, кто оказывался способным на такой подвиг, становились вождями или шаманами – может быть, один-два из сотни. Одинцов уже не раз замечал, что примитивное общество его мохнатых соратников испытывало острейший дефицит по части интеллектуалов. Временами троги напоминали ему бомжей, что толкутся у ларька, окружая заводилу, самого крепкого и хитрого, в чью ладонь суют рубли, сбрасываясь на бутылку.
Еще одно роднило их с бомжами: присущее дикарям звериное чувство самосохранения у них казалось притупленным или, во всяком случае, не приводившим к инстинктивной быстрой реакции. Никаких опасных животных на островах Зеленого Потока не водилось, а самая крупная рыба – из тех, что представляли интерес с гастрономической точки зрения, – была длиною в руку. Прозябание в пещерном мирке, монотонное и тягучее, резко отличалось от полной приключений жизни охотничьих племен. Тут существовали лишь две опасности: очутиться в котле и погибнуть в стычке с пришельцами. Но в этих схватках трог противостоял трогу, и шли они на равных.
Это было племя тугодумов. Возможно, потому его и вытеснили в самое гиблое, самое мерзкое место на всей планете. Думай хоть целый год, хуже не придумаешь!
Одинцов скосил уже десяток мохнатых фигур, когда остальные, опомнившись, с ревом навалились на него. Он перехватил древко челя посередине обеими руками и вступил в ближний бой. В серебристом свете Баста тускло мерцало лезвие, вспарывая животы, отсекая руки и разбивая черепа; иногда Одинцов наносил удар концом рукояти, где торчал острый стальной наконечник, чувствуя, как он погружается в податливую плоть. Четверка телохранителей прикрывала его со спины, резво орудуя дубинками. Потом их осталось трое, двое, и Одинцов вдруг понял, что их постепенно оттесняют к камням. Это было плохо. Говоря по правде, это никуда не годилось! Среди высоких каменных обломков он не мог как следует размахнуться
