прилавке за пятнадцать минут до отправления; буквы прыгали у меня перед глазами – я никак не могла сосредоточиться на чтении и постоянно теряла сюжетную нить. Напротив меня сидел бодрый румяный мужчина лет пятидесяти с небольшим, который без конца разговаривал по сотовому, обещая кому-то «уладить проблемы с активами в самое ближайшее время». Разговаривая, он оттопыривал мизинец, откидывал голову назад и вздергивал вверх подбородок, как будто старался казаться значительней, чем он был на самом деле. Кончив в очередной раз разговаривать, он качал головой и смотрел в окно, как будто бы желал увидеть там решение мучившей его проблемы. В перерыве между звонками он достал из кожаного кейса апельсин, аккуратно очистил его складным швейцарским ножиком – точно такой же был у Дымчатого, и только он успел запустить крупные белые зубы в сочную мякоть, как сотовый зазвонил снова, и мужчина положил апельсин на салфетку.
В последний раз разговор был кратким. Мужчина буркнул, что «неправомочен решать эти вопросы», и дал отбой.
– Замучили звонками, – пожаловался он, вертя шеей, cловно ему жал воротничок. – Мутотень одна. Поесть спокойно не могу.
Сок от апельсина брызнул в разные стороны.
– Пардон.
– Ничего.
Он отвернулся в сторону, чтобы до меня не долетали брызги от апельсина, и пробормотал: – Заели супостаты.
Я молчала.
– Вы едете в Питер по делам? – неожиданно спросил он.
– Да. Маленькая командировка, – уклонилась я от ответа.
– Красивый город. Но решать дела там не умеют. Или не хотят, – с неожиданной злостью сказал он. – Питер – жесткий город. Даже Москва более сентиментальна, cлезлива. Она может раскаяться, пожалеть, помиловать. Питер – никогда. Он мне напоминает безжалостного гангстера типа Аль-Капоне. Франтоват, безупречен, на лице – непроницаемая маска; такой, не задумываясь, разрядит в тебя всю пистолетную обойму – потом поправит манжеты, cплюнет на землю и пойдет дальше. А Москва… – и здесь мой новый знакомый махнул рукой, – все какие-то мелкие шулера, опереточные фраера – пестрый сброд. Шумят, кричат, торгуются до последнего. Цыганский табор. Вас как зовут? – спросил он без всякого перехода.
– Инна Викторовна.
– Меня Аристарх Степанович. Будем знакомы, – и он протянул мне свою ручищу. Моя рука утонула в его медвежьей лапе. Он потряс мою руку, а затем отпустил ее. – Очень приятно, – пророкотал он.
– Взаимно.
Я забилась в угол, но спать не хотелось.
– Бессонница? – cпросил мужчина.
– Она самая.
– Но у меня-то дела. А у вас?
– Тоже дела, – улыбнулась я.
– У женщины должна быть идеология трех «К». Слышали об этом?
– Естественно. Кухня, дети, церковь.
– Как только женщина отходит от этого – появляются проблемы.
– У кого?
– У всех. Просто головная
