хорошо помню. Я еще давеча подумал о том, в чем теперь убежден совершенно и в чем, мимоходом сказать, мне на мой вопрос князь сам признался…
Князь. Я вам не делал признаний.
Ганя. Как же, я еще спросил, женились бы вы на такой женщине. А она чрезвычайно русская женщина, я вам скажу…
Генерал. А я-то, князь, вас считал за философа. Ай да тихонький!
Настасья Филипповна (в возбуждении). Господа, а что наше пети-жё? Посвятим же князя! Ваша очередь, генерал.
Генерал. Признаюсь, ожидая очереди, я уж приготовил свой анекдот.
Чиновник. Князь, позвольте вас спросить, как вы думаете, мне вот всё кажется, что на свете гораздо больше воров, чем не воров. Это моя мысль. Из чего, впрочем, я вовсе не заключаю, что все сплошь одни воры. Хотя, ей-богу, ужасно хотелось бы иногда и это заключить…
Настасья Филипповна (Чиновнику). Вы ужасно много болтаете лишнего, и никогда не докончите!
Чиновник. А вы-то сами, князь, ничего не украли?
Генерал. Фу! Как это смешно! Опомнитесь…
Дарья Алексеевна. Дайте же генералу сказать!
Генерал. Мне, господа, как и всякому, случалось делать поступки не совсем изящные. Но один я по совести считаю сквернейшим. Случилось стоять в городке на квартире у одной отставной подпоручицы, вдовы, лет восьмидесяти была старушонка, домишко ветхий, дрянной. Жила с ней когда-то племянница, горбатая и злая, говорят, как ведьма, раз даже старуху укусила за палец, но та и померла. И вот старуха украла у меня петуха. Дело до сих пор темное, но кроме нее было некому. За петуха мы поссорились, а тут меня на другую квартиру перевели. Проходит три дня, денщик докладывает, что, мол, напрасно, ваше благородие, миску у старухи оставили, не в чем суп подавать. Старуха, значит, ему сказала, что я ей миску будто бы в плату за разбитый горшок оставил. Такая низость с ее стороны вывела меня из последних границ, кровь закипела, вскочил, полетел. Гляжу, старуха сидит в сенцах, в углу, рукой щеку себе подперла. Я тотчас, знаете, на нее, и эдак по-русски, а она сидит, лицо на меня уставила, глаза выпучила и – ни слова в ответ, странно так смотрит и как бы качается… Потом узнал, что она померла. Это, значит, в то самое время, когда я ее ругал, она и отходила.
Настасья Филипповна. Вы изверг! (Хохочет и хлопает в ладоши.)
Чиновник. Браво, браво! Вот так анекдот!
Генерал. Тут одно оправдание, поступок в некотором роде психологический, но все-таки я не мог успокоиться, пока не завел лет пятнадцать назад двух постоянно больных старушонок на свой счет в богадельне.
Чиновник. Надули вы нас, ваше превосходительство, я так и знал наперед, что надуете!
Настасья Филипповна (небрежно). Я и не воображала, генерал, что у вас-таки доброе сердце, даже жаль. Да и правы вы были, пети-жё прескучное, надо бы поскорей кончить. Расскажу сама, что обещала, и давайте все в карты играть.
Генерал. Но обещанный анекдот прежде всего!
Настасья
