упоминания рябь на ее поверхности появляется редко. Возможно, стоило бы вернуть журнал обратно на полку и ничего не писать, но Джейсону почему-то казалось, что нужно время от времени все-таки заносить по несколько строк. За последний месяц не произошло значительных событий – никто не приехал их навестить, ничего примечательного не было слышно со звезд, никаких известий об индейцах, не заглянул ни один странствующий робот, а значит, не было и новостей; хотя роботы чаще приносили слухи, чем достоверные новости. Разумеется, имелись сплетни. Марта вела постоянные разговоры со всей родней, и когда они вдвоем сидели во дворике, готовясь к ночному концерту, она пересказывала ему услышанное за день. Однако по большей части это были всего лишь бабьи сплетни и ничего, достойного записи.
Сквозь щель между тяжелыми шторами на высоких окнах пробился лучик утреннего солнца и осветил его седую голову и крепкие плечи. Джейсон был высок ростом, худ, но ощущение скрытой в нем силы искупало худобу. Лицо его покрывала сеточка тонких морщинок. Густые усы топорщились, и под стать им были кустистые брови над глубоко посаженными суровыми глазами. Он неподвижно сидел в кресле, оглядывая библиотеку и заново удивляясь тому спокойному чувству удовлетворенности, которое неизменно здесь обретал; порой его довольство переходило в тихое счастье, словно эта уставленная книгами просторная комната несла на себе печать особого благословения. Здесь обитают, сказал он себе, мысли многих людей – всех великих мыслителей мира, – надежно хранимые в переплетах томов, что стоят на полках, отобранные и помещенные туда давным-давно его дедом, чтобы во дни грядущие самая суть человечества, наследие записанной мысли, находилась всегда под рукой. Он не раз испытывал чувство гордости от того, что персонажи древних писателей, словно призрачные их представители, поселились в его библиотеке, и поздним вечером, когда все вокруг затихало, он часто ловил себя на том, что беседует с ними, возникающими из праха прошлого в сумраке настоящего.
Полки с книгами огибали всю комнату, прерываясь только двумя дверьми, а на стороне, выходящей к реке, – тремя окнами. Над первым рядом книг по всем стенам проходила галерея с декоративной металлической решеткой, и на ней помещался второй ряд. Над одной из дверей висели часы, и на протяжении более чем пяти тысяч лет, с удивлением напомнил он себе, они шли, век за веком отсчитывая секунды. Часы показывали пятнадцать минут десятого; интересно, подумалось ему, насколько их показания отличны от времени, которое люди установили много лет назад? Этого никто не знает, да оно теперь и не имеет значения. Мир вполне может обойтись вообще безо всяких часов.
С улицы в комнату пробирались приглушенные звуки – скорбное мычание пасущейся вдалеке коровы, близкий собачий лай, заполошное кудахтанье курицы. Музыкальные деревья по-прежнему молчали: они начнут настраиваться ближе к вечеру. Интересно, подумал он, будут ли они сегодня опять исполнять новое сочинение. Он бы предпочел, чтобы это не была одна из экспериментальных
