разрушительное действие артиллерии и приблизили роковую развязку. В народной поэзии эта осада разукрашена вымыслом и превращена в нечто подобное взятию Трои. Она продолжалась восемь и даже тридцать лет. В действительности же в конце сентября пушечный огонь сделал возможным произвести решительный приступ, который начался 2 октября 1552 года. Он давал осаждающим заранее обеспеченную победу, но на этот раз Иван не проявил своей настойчивости и энергии. Войска привыкли видеть царя перед собой и повиноваться его командам. Они его боялись и слушались. Теперь же его напрасно искали во главе рати. Вождь исчез, остался только Рюрикович, избегающий опасности кровавой сечи; он медлил и припадал к алтарю с горячими молитвами. На заре князь Михаил Воротынский готовился взорвать последние укрепления. В это время в церкви, устроенной среди русского стана, шло торжественное богослужение. Предание говорит, что успехи работ в подкопах увеличивались во время совершения самых торжественных мест православной литургии. Когда диакон провозгласил: «Воеже покорити под нози его всякого врага и супостата» – последовал первый взрыв. После произнесения им евангельского стиха: «И будет едино стадо и един пастырь» – последовал более сильный взрыв.
Диакон и саперы сделали свое дело, теперь нужно было ворваться в город через образовавшуюся брешь. Стрелы и пули, призывы христианского и магометанского Бога смешивались в воздухе. К Ивану прискакал запыхавшийся боярин: «Государь, время ехать. Твои люди вступают в сражение с татарами, и твой полк ожидает тебя…» Но Иван с важностью отвечал одним из тех текстов Священного Писания, запас которых люди его времени и умственного развития хранили в своей памяти. Он говорил о пользе продолжительных молитв и не двигался с места. Явился новый гонец. Наступающие войска ослабевают; татары берут верх; присутствие государя во главе войска необходимо… Иван глубоко вздохнул, из глаз его полились обильные слезы, и он громко попросил о небесной помощи.
Г. И. Угрюмов. Взятие Казани Иваном Грозным 2 октября 1552 года
В этом поведении молодого царя сказался характер его нации; многое, конечно, зависело и от его личных особенностей, от чрезвычайной нервности, которой он, как мы знаем, страдал. Нельзя сказать, чтобы это была трусость, так как скоро этот человек начнет подчинять своей несокрушимой воле огнем и мечом окружающих его, несмотря на их ненависть, и это будет делать двадцать лет подряд. Будущий глава опричнины не был трусом. Он был просто достойным потомком московских князей, собиравших Русь, но не на поле битвы, не подвигами храбрости, а путем темных интриг, торгашества и скопидомства, путем хитростей и стоических унижений. Ученики восточных государей усвоили азиатские наклонности к неге, презрение к телесным усилиям. Сражаться, наносить удары и рисковать в свою очередь подвергнуться им – это не дело государя, для этого у него есть подчиненные. Он повелевает, посылает людей на смерть и – молится.
Бояре
