В будущем, конечно, – насмешка сменилась издевкой, он даже руками развел с преувеличенным восторгом. – Как посмотрю, эта обитель прямо напичкана гениями. Тут и знаменитый адвокат – без клиентов, известный врач – без пациентов, прославленные музыканты – без слушателей и…
– И вы, – ввернула Мэй.
Он потряс пальцем перед ее носом.
– Со мной все проще, дорогая. Ваш сосед не притязает на мировое признание. Напротив. Чем меньше мир досаждает мне, тем меньше я досаждаю миру.
– Но вы будете позировать? – жалобно протянула Мэй.
Он неопределенно повел подбородком – то ли соглашаясь, то ли отказываясь – и заперся в своей комнате. Мэй – обнадеженная и разочарованная одновременно – медленно побрела вниз.
И остановилась. На пути ее возвышалась хозяйка, прижимавшая к объемистой груди некогда пурпурную занавеску, впопыхах оброненную художницей. Вопль, всколыхнувший роскошные телеса хозяйки, показал, что в глубине души она – оперная примадонна.
– Ты все еще злишься?
Рэнди в очередной раз хватил молотком по непокорной двери.
– Конечно. Разве не заметила – я в страшном гневе.
– Смотри, не разнеси все вокруг. Нам нужно созидать, – Мэй распрямилась и бережно ощупала затекшую поясницу. Пожаловалась: – Эта краска совершенно не поддается.
– Еще бы! – присвистнул Рэнди. – Сама придумала состав, не так ли? Твои творения должны пережить века.
– Кто спорит? – отозвалась Мэй. – Но, похоже, бессмертие уготовано творениям Дигги.
Она сокрушенно оглядела полы, испещренные желтыми пятнами, и обратилась к виновнице:
– Дигги, ты неряха!
Рыжая кошка принялась демонстративно вылизываться, начисто отвергая приговор.
– Ладно, – сжалился Рэнди, проведя ладонью по разгоряченному лицу, отчего веснушки запылали еще ярче. – Я готов тебя простить, и в залог примирения берусь оттереть краску.
– Мой верный рыцарь, – возгласила Мэй, с чувством чмокнув брата в щеку.
– Только после чая, – уточнил Рэнди. – Нас ждут внизу.
– Неужели? – удивилась Мэй. – Хозяйка вряд ли по мне соскучилась, а больше по воскресеньям за столом никого не бывает.
– Нас ждет трава, незаслуженно именуемая чаем, и сухари, лживо называемые печеньем. Я не могу отвергнуть их призыв. Дигги, ты пожалуешь вниз?
Кошка спрыгнула на пол и, распушив хвост, гордо направилась к двери.
Столовая-гостиная-веранда пансиона была предметом особой гордости хозяйки. Вероятно, алые с золотом обои воплощали ее мечту об Оперном театре, как и мебель, обитая малиновым бархатом. От времени, правда, ткань слегка потускнела, залоснилась и украсилась многочисленными пятнами. Если постояльцы жаловались на грязь, хозяйка возмущенно пожимала роскошными плечами.
– Это бесценные реликвии. Малиновые подтеки на кресле, которые вас так раздражают, дорогая Мэй, оставила баронесса
