некоторое время здоровье мальчика пошло на поправку, снова засверкали ясные глазки. Он вновь стал расти, хотя ноги по-прежнему не двигались. Люди продолжали судачить, покачивая головами и строя многозначительные мины. Слухи все множились: с принцем неладно.
Конечно, его отцу-королю никто об этом не упоминал: не следует говорить великим мира сего неприятные вещи. Да и вообще король стал уделять мало внимания и сыну, и всему, что не было связано с его обязанностями правителя.
Люди не предполагали, что он будет тосковать по королеве – ведь она так долго болела! Однако он тосковал по ней. Король сильно переменился после смерти жены. Он переселился в ее опустевшие покои, из которых только и можно было видеть Прекрасногорье. Часто замечали, что он смотрит на эти далекие горы с таким выражением, будто думает, что она улетела туда и сила его желания способна воротить ее обратно. Вот ведь странное совпадение, о котором, впрочем, никто не осмелился ничего выяснять: он пожелал, чтобы принца называли не каким-либо из звучных имен, данных двадцатью четырьмя крестными, а тем простым именем, которым дитя нарекла старушка в сером: Долом в честь его матери Долорес.
Раз в неделю, как велел обычай, принца, одетого в лучшие его наряды, приносили на полчаса к его отцу-королю, но Его Величество обычно был слишком погружен в тоску, что переходила потихоньку в болезнь, чтобы обращать много внимания на ребенка.
Но однажды король сидел со своим братом-герцогом (который делался день ото дня все внимательнее к старшему), а принц Дол играл в углу, переползая туда-сюда с помощью скорее рук, чем ног, отца поразила вдруг тревога.
– Сколько лет Его Королевскому Высочеству? – спросил он няню.
– Два года, три месяца и пять дней, если угодно Вашему Величеству.
– Мне это вовсе не угодно, – сказал король мрачно. – Он должен бы быть лучше развит телесно. Не так ли, брат? У тебя так много детей, ты-то должен знать наверное. Не болен ли мальчик?
– О нет, – произнес герцог, бросая многозначительный взгляд няне, которая застыла столбом, донельзя растерянная, со слезами на глазах. – Ничего такого, о чем Вашему Величеству стоило бы всерьез тревожиться. Несомненно, он с этим справится.
– Справится с чем?
– Гм, с некоторой хрупкостью позвоночника, возможно унаследованной от его дорогой матери.
– Увы, она всегда была хрупкой! Но сколько в ней было очарования! Иди сюда, сынок!
И когда принц обратил к отцу свое милое серьезное личико, так похожее на лицо его матери, король улыбнулся и протянул к нему руки.
Но мальчик не пошел к отцу, а пополз. Лицо короля омрачилось.
– Мне должны были донести об этом! Ужасно, ужасно! Бедный принц! Немедля созвать всех лекарей моего королевства!
Явились все целители. Каждый из них высказал свое, отличное от других, мнение, и способ лечения тоже каждый назначил по-своему. Единственное, в чем они все согласились, было ясно и без них: принц, вероятно,
