русское, умное, доброе и привлекательное. Сильно развитая грудь и мускулистые руки сразу же обращали на себя внимание. Таких мужиков на Руси обычно зовут богатырями. Ефим подошел к атаману.
– Здорово, казак! – сверля мужика взглядом, весело приветствовал его Разин.
– Здорово, батько! – не выдержав атаманова взгляда, потупился мужик.
– Присаживайся, милок, – и, подавая кубок с вином Ефиму, Разин освободил место рядом с собой.
Ефим перекрестился и выпил.
– Откуда ты, братец, как звать тебя и почему к нам пристал? – спросил Степан.
– С Крапивино я, батько. А зовут меня Ефим Туманов. К вам пристал из-за того, что вольно жить хочу. Совсем извел нас в деревне помещик. Вот и подался на вольный Дон.
– А ну-ка, Ваня, плесни Ефиму, сколь его душа желает! – попросил атаман, поняв, что кубок вина для этого мужика слишком мал.
Иван Черноярец зачерпнул расписным ковшом вина и подал Ефиму. Тот, обрадованный, заулыбался, взял в обе руки ковш.
– За казака Ефима! – поднял кубок Разин. Все разом выпили и уставились на мужика.
Чувствуя на себе внимание, он нисколько не смутился, степенно перекрестился:
– За твое здоровье, батько, благодетель ты наш! – с чувством произнес он и медленно до дна осушил ковш. Крякнул. Вытер рукавом губы. Взглянул преданными глазами на атамана.
– Нравишься ты мне, казак! – хлопнув по плечу Ефима, сказал Степан и озорно пошутил: – Будешь при мне… помогать вино пить!
– Можно песню спеть? – попросил разрешения Ефим.
– Да ты закуси, а потом и споешь, – посоветовал есаул Якушка Гаврилов.
– Да разве такую сладость закусывают? – не на шутку удивился мужик.
Сев поудобнее, Ефим развернул могучую грудь и запел. Песнь лилась так ладно и хорошо, что на стругах перестали грести, прислушались.
Степан и его есаулы с изумлением уставились на мужика. Никто из них даже предполагать не мог, что Ефим может так петь:
Ах, туманы, вы мои туманушки,
Вы туманы мои непроглядные,
Как печаль-тоска – ненавистные!
Не подняться вам, туманушки,
Со синя моря долой,
Не отстать тебе, кручинушка,
От ретива сердца прочь!
Ты возмой, возмой, туча грозная,
Ты пролей, пролей, част крупен дождичек.
Песня трогала, бередила душу. Ее грустный мотив растревожил сердца казаков. Опустив кудрявую голову, задумался Степан Разин.
Нахлынули картины воспоминаний. Вспомнилась жена Алена, их прощание перед походом. Ее тоскливые голубые глаза, полные слез, и шепот побледневших губ:
– Когда увидимся теперь, Степушка?
– Будет глаза мочить, – резко оборвал он ее.
Вздыбил коня и поскакал, не оглядываясь, а потом всю дорогу жалел, что плохо попрощался с
