Купила кеды, взяла у Андрюхи шикарные штаны Protest и кучу маек (все майки у нас, кажется, были на двоих) и села со всеми в деревянно-солнечный вагон до Калуги.
Мы плыли потихоньку, не напрягаясь, лагеря ставили недалеко от ларьков. Пока одни занимались костром и палатками, другие отправлялись за пивом. И только один простой момент застрял у меня в памяти. По словам Шуберта, женщина, как хорошая пьеса, должна заканчиваться четко. По мне, так мужчина – тоже. Кристально, ясно и чисто.
Вот мы идем по пыльной сельской дороге. Желтое августовское солнце клонится к закату, в рюкзаках булькает пиво. С нами еще человек пять – братья-близнецы, Юлька и Сонечка с отцом. Сонечка – худая, загорелая, за лето совсем стала походить на подростка. Справа – частокол из молодых чистеньких берез, слева извивается темно-синяя речка. Проходим мимо старой жестяной звезды за голубым забором. Таких памятников много по израненной Смоленщине.
Димка красив – азиатские глаза, четкие беличьи брови, стройные плечи, темные джинсы на тугом армейском ремешке со звездой, клетчатая ковбойка, светло-русые, густые, чуть лохматые, на пробор волосы.
А по ночам мы любили фотографировать звезды. Нет, никто никого не убивал. Мы просто валялись в траве и смотрели вверх. А река дымилась туманом, рождала маленькие приведения, и вместе с ними, чисто за компанию, мы тоже становились нематериальными. Мы убежали вдвоем, как мне и хотелось, и шастали по пояс в мокрой траве, и непонятно было, что дороже, он или эта мокрая трава, но они не могли существовать друг без друга, и в конце концов он повалил меня в траву, а как же иначе… И трава, эта настоящая осока на пересохшем грунте была такой жесткой, и мы валялись в ней, и напрасно.
– Слав, что ты делаешь?
– Известно, что.
– Слав, я не хочу.
– Что значит «не хочу»?
– Я не хочу, чтобы так.
– Так – это как?
– Слав, стой… Давай… – Я вылезла из его объятий. – Давай будем друзьями.
Он вдруг отстранился, как будто было сказано какое-то волшебное слово, какое-то заклинание. Выпрямился под луной во весь рост. Застегнул куртку. Я продолжала сидеть, щупая за спиной ладошками землю.
– Ну так что?
– Ты меня спрашиваешь?
Это была лучшая ночь из всех, что можно было придумать. Полнолуние, холод, туман. Как будто дыхание неба касалось земли. И он стоял, будто Питер Пэн, такой свободный, лунный, с заостренными чертами, и смотрел по течению реки. Я поднялась с земли и протянула ему руку.
– Ну так что, peace, brother?
– Да, – ухмыльнулся он, я как раз хотел это сделать.
И, расстегивая ширинку, отвернулся к кустам.
Тамерлан
Do anything, oh my sweet sixteen…
Billy Idol
I suddenly find myself сидящей на капоте трехлетней праворульной Субару цвета «темный баклажан» в компании четверых таких же, как я, девиц – все в рваных джинсах, майки и топики – кто во что горазд, руки в феньках. На ногах, конечно, кеды. Тимур заправляет машину, мы пьем
