Николу окоротил, да отец Михаил епитимью наложил, за неподобающие мысли. Дмитрий-то и сам себя сдерживать умеет – не по годам самообладание, прирожденный воин. И вообще, одна головная боль – полтора десятка девок на сотню отроков, долго ли до беды? Пока Анна девок в ежовых рукавицах держать умудряется да Алексей отроков учебой так уматывает, что к вечеру еле ноги таскают, но сколько ж можно?
И снова удивил Алексей – то над отроками убитыми у него сердце не дрогнуло, а то так в их душевные терзания входит, словно все ему родные. Видать, и Настену это заинтересовало – осторожно подвела Алексея к мысли о дальнейшей судьбе мальчишек, и тут-то все и раскрылось! Рудный воевода никуда не делся – тут как тут! Душа у него болит только за тех, у кого выжить и повзрослеть надежда есть, а те, кто медленно учится или ленится… сгинут, и не жалко. Времени на обучение им не хватило – что ж поделаешь, судьба! Кто через кровь и смерть пройти сподобится, тому и жить! Радоваться, девок огуливать, дальше учиться.
Снова все вернулось к войне. Понятно – для Алексея это сейчас главная забота. Да, безжалостно, да, несправедливо, но Алексей уже разделил отроков на две неравные части: к одним обернулся чувством и сердцем – сделает все возможное, чтобы вернулись назад живыми, а на других смотрит холодным рассудком – их жизни разменяет на спасение тех, кого считает своим долгом сохранить.
И опять понимание и одобрение Настены – всех не убережешь, но большинство из первой полусотни уцелеет… если не жалеть остальных. Нет, не гнать на убой, а просто не тревожиться и не оберегать, так же, как предоставил Алексей своей судьбе десяток Первака на Заболотном хуторе…
Опять струится и журчит разговор: о Корнее – как-то ему придется складывать вместе силу ратников и силу отроков, никому из сотников такого делать еще не доводилось; о Михайле – не примет он приговора, вынесенного Алексеем половине отроков, как бы не сломался, ведь на свою совесть все возьмет; об Анне – не хочет женить сына на Катерине, ее дело, но Алексей не мальчик, пожил достаточно и знает, что в поединке за сердце юноши матери чаще всего проигрывают девицам.
Кажется, и не изменилось ничего – так же неторопливо и благожелательно течет беседа, да только даже Юлька не заметила, когда поворачивать русло разговора в нужном ей направлении стала Настена, а соглашающимся и одобряющим сделался Алексей. Да, права Настена: хоть и не поженились еще, но не дети же – всем все понятно, и муж всему голова, значит, должен и может, когда надо, и на своем поставить. Верно, верно: не та Юлька девчонка, которой крутить можно, как бы боком не вышло, да и о самой Настене забывать не следует, поостеречь надо Анну. И уж совсем правильно то, что в поход Михайле надо уходить с бестрепетным сердцем да спокойной душой, а потому незачем вокруг него бабью колготню устраивать, холопок ему подкладывать и… прочее всякое такое.
Кивает Алексей, соглашается, смотрит по-доброму, с легкой улыбкой, но понятно: сумеет глянуть
