и уверенность в делах Эроса.
Ипполита медленными глотками потягивала из золотого кубка вино, глядя на разыгравшийся аппетит сына Зевса. Спокойная горделивая осанка делала ее похожей на богиню Артемиду. Только большие, цвета морской волны глаза, искрящиеся безудержным весельем, напоминали глаза афинской гетеры[22]. Геракл молча осушил большой кубок скифского вина, которое горячим нектаром разлилось по всему его телу. Слова Ипполиты снова пробудили в нем воспоминания о его первом неудачном опыте любовных игр с рабынями в Тиринфе.
– О чем задумался, Алкид? – спросила Ипполита.
– Забавы Эроса давно потеряли для меня былую остроту, – смущенно ответил Геракл. – Боги сделали из меня героя, лишенного чувств и сердца, предназначенного только для свершения подвигов.
– Не огорчайся, сын Зевса, – промолвила Ипполита, глядя на Геракла своим обворожительным взглядом. – Все пройдет, и придет чувство освобождения от всего. Твои сожаления и обиды исчезнут в лунном свете ночи, они растворятся, как соль, брошенная в воду. И сердце у тебя забьется сильно-сильно, ибо в него вольется любовь. И в час любви ты забудешь обо всем – о своих делах и свершениях, в этот счастливый миг любви ты унесешься вдаль к звездам. И тогда я стану твоей.
Все было тихо вокруг, только ветер шелестел за открытыми окнами в розовом саду. Сумерки, незаметно густея, ниспадали легким призрачным покрывалом, окутывая своей эфемерной голубовато-серой тканью убранство жилища и застывших в ожидании двоих людей. Ночь неумолимо вступала в свои права. На темно-сером небе устало чернели отяжелевшие за день тучи. И вдруг из-за одной тучи радостно выглянул полный белый диск луны. И сразу какой-то волшебный, торжествующий над тьмой свет опустился на землю, посеребрив кроны застывших кипарисов и осветив наших героев. Ипполита встала с ложа и, сбросив легкое покрывало, сняла с бедер массивный пояс, закрывавший низ живота.
– Иди ко мне, Алкид, – просто сказала она. – Этот пояс теперь твой. И я твоя.
В эти слова она вложила столько нежности, что Геракл мгновенно поднялся и приблизился к ней, протянув руки. Ее руки нашли руки Геракла, потянули на себя, и ее пылающее тело крепко уперлось в широкую, могучую грудь исполина. Геракл сжал обнаженные плечи амазонки, и ее возвышающаяся левая грудь наполнила его сердце чувственной силой. Он ощутил в себе необычайный любовный пыл, все части его тела напряглись и стали твердыми, как бронза. Он лег на пол, устланный шкурами медведей, и притянул к себе Ипполиту, пока их истомленные тела не соединились. А яркий лунный свет, проникший в этот храм любви, посеребрил все внутреннее убранство и сплетенные в неистовой страсти тела влюбленных.
Часы любви перешли у них в дни и ночи, которым они потеряли счет в упоении страсти. Казалось, время текло медленным потоком, неумолимо уходя однако в невозвратимое прошлое. Всему приходит конец. И он наступил на девятый день,
Гетера – незамужняя образованная женщина свободного образа жизни.
