ание я выписал на доске. Блекло видно, но, если кто плохо видит – может подойти ближе. Сам я пойду за мелом.
Тихо закрыв за собой дверь, мистер Устервик спустился на первый этаж, пропустив мимо себя пятый и четвертый класс. В пятом шел урок математики – слышно было, как мальчишки выкрикивают двузначные и однозначные числа. Учитель в этом классе, то есть учитель той самой математики, был самым странным учителем во всей школе – и ведь так оно и было. Его странности, порой, доводили то того, что на ковре директорской появлялся новый человек – сам этот учитель.
– Ученики жалуются на вас, мистер Цукули, – вновь и вновь повторял директор школы.
Математиком был рослый мужчина 40-ка лет, одетый в светло-коричневый пиджак, под которым пряталась серая рубашка. На ногах его были темные брюки, переходившие в классические, слегка потертые туфли, ну и галстук – его любимый элемент в одежде.
Повисло короткое молчание.
– Мистер Цукули, – снова повторил директор.
Поправив очки в толстой оправе, Цукули легонько откашлялся и одним глазом посмотрел на директора. Второй глаз оставался при этом закрытым.
Тем временем в классе, где учился мальчик Фиго и его брат Фетула, происходил полный кавардак. Интересно, какими доводами руководствовались девчонки, каждое утро заплетая косы? Ведь это были красные флажки для мальчиков! Без всякого исключения каждая девчонка, приходившая в школу с косой, удостаивалась подергушек.
– Пруса, ну прекрати! – бурчала Лофила. – Я вовсе не для этого плела их! Если они так тебе нравятся, можешь мне просто сказать об этом, но дергать их – это уже наглость! И вообще, дергай сам себя за кудри, ишь себе какие отрастил!
На самой последней парте, около шкафа с учебниками, постоянно происходило что-то экстравагантное. Заправлял всем этим Коптис – мальчик с желтой сережкой в «кошачьем» ухе. Сегодня он принес большого жука и гонял его в наспех выстроенном лабиринте, поощряя его капельками сладкой воды. Посмотреть на это зрелище сбежалась добрая половина мальчиков и девочек.
Ровно по центру класса, одна за партой, сидела неприметная с виду девчонка – Гафинка. Кос она не носила – волосы её были собраны сзади в пучок или даже в эдакий бутон, напоминающий шаровидный Ранункулюс. Она ходила в колготках даже зимой, а с куртки её свисали две висюльки. Вот за них постоянно и дергали, а она их все не уберет. Там, где нет косы – найдутся висюльки.
Спустя долгие 15 минут, чему ребята были только рады, вернулся мистер Устервик. В руках он нес три новых кусочка мела, напоминающих белые сосиски. Положив один кусок на полку под доской, а два спрятав в шкаф, мистер Устервик уселся на стул и внимательно оглядел учеников.
– Все справились с заданием? – спросил он.
Тишина. Мгновение спустя кто-то сильно чихнул на задней парте, и по классу пробежался смешок.
– Поднимите руки те, кто не выполнил задание, – продолжил учитель.
Нехотя, в классе начали вырастать руки. Так сонные гусеницы вяло тянут свои головы к солнцу. На удачу выбрав руку, мистер Устервик взял указку и отчеканил:
– Фетула! Выйди к доске!
Это был невысокого роста парнишка, вечно витающей в своих мыслях, плодами которых были рисунки не то сюрреалистические, не то в стиле абсурда; с многочисленными витками крепкого дуба, с пожухлыми листьями. Его фантазии переходили всякую черту, и тогда тетрадь его распространялась далеко за пределы безликих полей и переходила на парту. После уроков он так же долго и упорно стирал все ластиком, заставляя Фиго – своего брата, сидеть вместе с ним.
Встав у доски и засунув руки в карманы, Фетула уставился на неизвестную точку в полу.
– Почему ты не выполнил задание? – спросил мистер Устервик.
– Не знаю, – ответил Фетула.
Пробежавшись взглядом по страницам учебника, мистер Устервик вручил его Фетуле и добавил:
– Прочти первые три абзаца в девятом параграфе и выпиши на доску название всех мест с полезными ископаемыми.
Фетула никогда не любил стоять у доски, как и многие его одноклассники. Ему казалось, что все на него смотрят осуждающе, начинают его оценивать и ищут любой повод, чтобы составить негативное мнение. О чем угодно, о любом из его качеств. Память его была крепкой, цепляющей все на своем пути. Словно поезд, поглощающий рельсы, Фетула с такой же точностью запоминал каждый факт, каждую цифру, проходившую мимо него. Но как только он появлялся у большой зеленой доски, исписанной мелом, память его давала сбой, и колеса локомотива вдруг рассыпались, теряя под собой холодные рельсы.
Дочитав последнюю строку третьего абзаца, Фетула повернулся к доске и быстро-быстро в углу доски нарисовал что-то похожее на дерево; только веток там не было. То ли он торопился, то ли
