соглашается Кейс. Ни по площади, ни по объему.
– Губ на мостике. Только что приехал. Хотите что-нибудь выпить?
– А почему Губ?
– Ну, он же в Хьюстон летал, – подмигивает Стоунстрит.
– Тогда уж Губби. Они его, наверное, так и звали за глаза.
Губби Бигенд, Кубарец.
У Кейс к Бигенду неприязнь чисто личного свойства, хотя и не из первых рук: с ним встречалась одна из ее нью-йоркских подружек. Старые добрые времена. Марго – так звали подругу. Марго из Мельбурна. Она почему-то называла своего избранника «Кубарец». Сначала Кейс думала, что это как-то связано с его прямоугольной внешностью, но однажды Марго открыла секрет. Кубарец – это аббревиатура краткой характеристики Бигенда: куча бабок, редкий циник. Их роман какое-то время процветал; постепенно, ближе к концу, отношения усложнились и вышли далеко за рамки краткой характеристики.
По просьбе Кейс Стоунстрит подходит к влажной стойке, высеченной в гранитном кухонном острове-монолите, и готовит большой стакан газированной воды со льдом и с лимонной корочкой.
На одной из стен висит триптих японского художника, имени которого Кейс не помнит. Три большие, в человеческий рост, деревянные панели, покрытые многослойной шелкографией. Перекрещивающиеся изображения фирменных знаков вперемешку с большеглазыми девочками манга. Каждый слой отшлифован до полупрозрачности и покрыт лаком, а поверх наложен следующий, который тоже отшлифован и покрыт лаком. И так много раз. Эффект необычный, очень мягкий и глубокий, поначалу даже успокаивающий, но чем дольше Кейс смотрит, тем отчетливее шевелится внутри необъяснимая паника.
Она переводит взгляд на стеклянную стену и замечает Бигенда, который стоит на балконе, опираясь руками на блестящие мокрые перила. На нем длинный плащ и настоящая ковбойская шляпа.
– Интересно, что о нас будут думать потомки? – внезапно спрашивает Бигенд.
Стол у них сугубо вегетарианский, но этот человек выглядит так, будто ему в вену только что впрыснули чудовищную дозу экстракта сырого мяса. Румяные лоснящиеся щеки, сверкающие зрачки. Не хватает только пушистого хвоста.
Разговор до сих пор тек весьма нейтрально, без упоминания Доротеи или «Синего муравья», и это Кейс вполне устраивает.
Елена, жена Стоунстрита, только что закончила рассказ о применении экстракта бычьих нервных клеток в современной косметике. Перед этим она, тыча вилкой в фаршированный баклажан, сообщила, что коровье бешенство – расплата за принуждение травоядных к противоестественному каннибализму, то есть пожиранию мясо-костной муки из себе подобных.
Бигенд любит подбрасывать острые вопросики в скучную беседу. Он их кидает, как колючки под колеса. Можно обрулить, а можно наехать, порвать покрышки, нестись дальше со скрежетом на ободах. Сегодня он принялся это делать, как только сели за стол, – то ли потому, что он начальник, то ли ему действительно скучно: меняет темы равнодушно и безжалостно,
