от классического канона – глаза на меня смотрели темные, почти черные, и смотрели внимательно.
Ничего себе сторож, экий живописный, подумал я.
– Простите, – начал я, – вот мимо шел…
Мраморное лицо оставалось неподвижно мраморным, черные глаза смотрели внимательно и спокойно.
– Если никого нет, – мой голос в пустом вестибюле звучал слишком громко, – то я в другой раз…
– Проходите, – сторож говорил, почти не разжимая рта, отчего сходство со статуей стало совсем страшным. Голос у него был довольно высокий, но при этом каким-то странным образом глуховатый, – проходите, он у себя.
– Кто он? – глупо спросил я.
– Юра, – односложно ответил сторож и вдруг улыбнулся, то есть раздвинул белые губы и натянул ставшие еще более глубокими носогубные складки, глядя мне прямо в глаза все так же внимательно.
Ничего себе сторож, повторял я про себя, двигаясь в глубь левого крыла особняка по коридору, обшитому исцарапанными, облезлыми панелями красного дерева, ничего себе сторож…
– Ничего себе сторож, – распахнув дверь в Юркин кабинет, с порога, еще не увидев толком, что делается в комнате, начал я, – ты ему Юра, а не Юрий Петрович, сам похож на памятник Сталину, только без усов… Ты где такого взял?
Только выговорив все это, я понял, что передо мной, расползшись в кресле, сидит сильно пьяный человек. На столе стояли пустая и почти пустая бутылки обязательного молдавского и две, что я заметил не сразу, рюмки. Юрка молча смотрел на меня исподлобья, потом с трудом разлепил губы.
– Танцор… из оперетты… бывший… у них пенсия рано, – слова выползали с трудом, – интеллигентный человек, понял…
– Ему бы каменного гостя изображать, а не в оперетте канкан плясать, – по инерции бодро высказался я и поставил рядом с пустыми принесенную бутылку. – Смотрю, я вовремя, горючее кончается…
Едва не упав с кресла, Юрка наклонился, вынул чистую рюмку, а одну из тех, что стояли на столе – тут я и заметил, что их было две, – сунул в глубь тумбы. Я разлил, мы быстро выпили, и через полминуты Юрка стал вроде бы посвежее. Он даже начал расспрашивать меня об экспедиции по сельским школам, но я, как бывало со мною часто, с идиотской непреклонностью свернул разговор на то, о чем думал перед этим.
– Слушай, Юрка, тут одно дело, – это ж надо было начать такой разговор с пьяным! – одно дело… Манцевич, наш ответсек, старый сплетник, интересовался тобой и Галкой…
В нескольких фразах я передал ему содержание разговора с Манцевичем и свои соображения по этому поводу. Пока я говорил, Юрка сначала крутился в кресле, устраиваясь поудобнее, будто собираясь спать сидя, а потом и действительно вроде бы задремал. Однако оказалось, что он все слышал, но оценил сообщение как-то странно.
– Галка, – он, не открывая глаз, усмехнулся, – она хорошая, Галка… Все правильно… Говорят?..
