не знаем, что с ним вообще делать, никого не слушается». 1948-й. Мне тогда было два года. А тебе сколько?
А.К.: Мне? Пять. Я тогда первый раз полетел на самолете.
Е.П.: Так ведь и он в первый раз полетел, но только ему уже было шестнадцать. Но он летел самостоятельно! Для него ж путешествие из Казани в Магадан с миллионом посадок – это первое в его жизни большое, почти американское, как у Фенимора Купера, приключение. Аэропорт, небеса, мальчик в небесах. Сценарий «О, этот вьюноша летучий» не отсюда ли?
А.К.: И какое развитие все это новое получило в Магадане? Какие люди приходили в гости к матери и отчиму Антону Вальтеру! Он таких людей раньше вообще не видел в Казани! Там таких людей не водилось в его школьном и дворовом окружении. Окружении, хочешь не хочешь, советском. А здесь он увидел, скорей всего впервые, как в лагерном краю люди тайно, но и свободно молятся. Не боясь! Ты понимаешь, что для советского пацана было увидеть, как молятся не старушки старорежимные, а в общем-то молодые еще тогда друзья матери?
Е.П.: Или этот эпизод в «Ожоге», наверняка биографический, когда подросток напивается в теплотрассе среди «откинувшихся» политических и шлюх. И Антон, в романе Мартин, вытаскивает его оттуда. Ты об этом уже говорил, и ты прав: уникальный опыт. И, кстати, имперский, хотя бы географически. Шукшин ведь более локален, у него, пожалуй, только Алтай да Москва. Ну, еще черноморский курорт, куда прибывает отпускник из фильма «Печки-лавочки». У Шукшина нет этого магаданского ощущения огромнейшей страны…
А.К.: В «Печках-лавочках» как раз есть. Этот поезд, идущий через всю Россию…
Е.П.: У Шукшина есть один рассказ, как приезжает в алтайскую деревню богатый мужик с Дальнего Востока и покупает бедному родственнику мотоцикл с коляской. А за это, говорит, можно я на тебе покатаюсь? На твоей спине. Замечательный рассказ, но этот богатый дальневосточник описан глазами человека, всю жизнь прожившего у себя в деревне и о лагерных краях, «где золото моют в горах», знающего только понаслышке.
А.К.: Да ведь этот дальневосточник – практически аксеновский Кирпиченко, но только совсем чужой, несимпатичный и не романтичный. Вот она, литература!
Е.П.: А вот еще один эпизод из жизни даже не самого Василия, а Евгении Семеновны и Антона Вальтера. Они ведь после Магадана не сразу в Москву переехали, а сначала почему-то во Львов. Евгения Семеновна пыталась, значит, после того, как помер Сталин, восстановиться в партии и вообще реабилитацию получить. Но в Москве прописаться оказалось невозможно, а во Львове удалось.
А.К.: Думаю, что это было в рамках заселения западных территорий СССР, освобожденных от фашистов.
Е.П.: Как так? Ведь это уже конец пятидесятых?
А.К.: Да заселяли, заселяли и тогда, а не только сразу после войны.
Е.П.: Вальтер после реабилитации недолго прожил. Он умер в 1959 году.
А.К.: За год до того, как Аксенов прогремел своими «Коллегами».
