детям мама / Не ходите на чердак», – дети обнаруживают кажущуюся или реальную нечисть, после чего: «Стал сынком послушным мамы / Необузданный Сергей»[158].
Но самым интересным мотивом представляется появление «нечистого» героя среди детей: от бесенка Дымка на детской елке в стихотворении Поликсены Соловьевой «Как бесенок попал на елку»[159]:
И заснул, сжимая лапкой
Золоченый свой орех.
Раздвоенный копытца.
Хвостик серенький торчит.
На снегу так сладко спится,
Елка, свечи, праздник снится.
Сердце радостью горит.
Светлый сон к нему слетает.
– Не забуду никогда! —
В этом сне он повторяет,
И над ним из тьмы сияет.
Вифлеемская звезда.
И так до знаменитой семичастной поэмы «Чертяка в гимназии» С. Городецкого. Появление лирического «нечистого» героя уже само по себе оригинально, интересно и задает новые обертоны читательского развлечения. Но меня интересуют не столько сюжетные вариации, сколько поэтическая форма, которая несомненно усиливает комический эффект и является школой комической поэтики. Приведем несколько отрывков. Начнем с «Чертяки в гимназии» С. Городецкого[160]:
Время к осени катилось,
Про метели лесу снилось,
Ветер рыскал в огородах
Шили ранцы в городах…
Как видим, уже в начале «Чертяки…» отчетливо просматриваются пушкинские реминисценции, которых в тексте множество. Аналогично и у П. Потёмкина и В. Князева в «Бобе Сквознякове в деревне»[161]:
Начнем, как водится, сначала…
Итак, весна уже настала,
Уж прилетели журавли
С болот египетской земли.
Если продолжить цитирование, то увидим обратную смысловую реминисценцию, идущую от хрестоматийного стихотворения, приписываемого П.А. Плещееву, но, скорее всего, принадлежащего А.Г. Баранову[162]:
Осень наступила,
Высохли цветы,
И глядят уныло
Голые кусты…
Как точно отметил И. Лощилов, «Боба» «написан четырехстопным ямбом – самым распространенным размером русской силлаботоники, размером пушкинского романа в стихах <…>. В первую очередь в поэме слышны вариации на тему строфы XL из главы четвертой (“Уж небо осенью дышало.. .”), которая с давних пор живет самостоятельной жизнью в хрестоматиях для младшей школы»[163].
Третий пример – из стихотворения М. Моравской[164]:
Опустели в кухне щелки —
Что такое хлеб и сыр?
Тараканчики у елки Правят пир!
Пляшут с пеньем, пляшут с писком.
Сердце, душу веселя:
«Слава яблочным огрызкам,
Слава крошкам миндаля!»
Сколько всякой бакалеи:
Мед, изюминки, кутья!
«Ешьте, братцы, поскорее!
Мне кусок! И я! И я!
Нет на празднике милее
Тараканьего житья!
В этом тексте очевидны реминисценции
[Сказочка, 1913, с. 5].
[Соловьева, 1906, с. 1083].
[Городецкий, 19116, с. 11].
Цит. по: [Лощилов, 2012, с. 156].
Цит. по: [Золотоносов, 2008].
[Лощилов, 2012, с. 151-152].
[Моравская, 1911а, с. 11].
