ненависть была смертельная. Гешрунни был прежде всего человек гордый. И то, что такой, как он, мог родиться рабом, угождать прихотям слабовольных, женоподобных людей… Колдунов! Гешрунни знал, что в иной жизни мог бы стать завоевателем. Мог бы сокрушать одного противника за другим мощью своей длани. Но в этой жизни, в этой проклятой жизни, он мог лишь прятаться по углам с другими женоподобными людьми и сплетничать, как баба.
Разве же сплетнями отомстишь?
Он некоторое время ковылял, пошатываясь, по переулку, пока не заметил, что за ним кто-то крадется. На миг ему подумалось, что хозяева обнаружили его мелкое предательство. Но нет, вряд ли. В Черве полно волков – отчаявшихся людей, что бродят от кабачка к кабачку, разыскивая тех, кто достаточно напился, чтобы его можно было безнаказанно обчистить. Гешрунни уже свернул шею одному такому – несчастный дурак, который предпочел пойти на убийство, вместо того чтобы продать себя в рабство, как сделал неведомый отец Гешрунни. Воин побрел дальше, насторожившись, насколько позволяло вино. В пьяной голове вертелись возможные варианты развития событий, один кровавее другого. Неплохая ночка для того, чтобы кого-нибудь убить.
Миновав мрачный фасад храма, который в Каритусале звали Пастью Червя, Гешрунни встревожился. Внутри Червя людей преследовали нередко, но мало кто из преследователей выбирался наружу. Вдали, над нагромождением крыш, уже показался главный Шпиль, темно-красный на фоне звездного неба. Кто же осмелился пройти за ним так далеко? Если только не…
Воин стремительно развернулся и увидел лысеющего, пухленького человечка, закутанного, несмотря на жару, в узорчатый шелковый халат, который при дневном свете, должно быть, переливался всеми цветами радуги, но сейчас казался иссиня-черным.
– Ты был среди тех, кто дурачился со шлюхой, – сказал Гешрунни, пытаясь стряхнуть с себя пьяное оцепенение.
– Да, был, – ответил человечек, и его пухлое лицо расплылось в ухмылке. – Очень, очень аппетитная девица. Однако, по правде говоря, меня куда больше заинтересовало то, что ты сообщил адепту Завета.
Гешрунни вытаращил глаза. «Значит, им все известно!»
Опасность всегда его отрезвляла. Он сунул руку в карман, стиснул в кулаке хору – и мощным броском метнул ее в адепта.
Или в того, кого он принял за Багряного адепта. Но незнакомец поймал Безделушку на лету – так небрежно, будто это и впрямь была всего лишь забавная безделица. Повертел ее в руках, как придирчивый меняла – медную монетку. Поднял голову и улыбнулся, моргнув большими телячьими глазами.
– Оч-чень ценный подарок, – сказал он. – Спасибо тебе, конечно, но, боюсь, это неравноценная замена тому, чего я хотел.
«Это не колдун!» Гешрунни раз видел, что бывает, когда хора касается колдуна: вспышка, сгорающая плоть, обугливающиеся кости… Тогда что же это за человек?
– Кто ты? – спросил Гешрунни.
– Тебе, раб, этого не понять.
Командир джаврегов
