1956 года. Москва. Архив КГБ СССР.
Комната для чтения документов
– Кто бы мог подумать?! Такие чувства! – говорит Никифоров, откладывая в сторону очередной лист, и непонятно, считает он так всерьез или иронизирует. – Особенно странно читать об этом эпизоде, зная, сколько посторонних связей у него было… Десять? Двадцать? Или сто двадцать?
– Если это вопрос, то я могу посчитать, – отвечает капитан. – Но мне кажется, что количество здесь не играет значения. История отношений Терещенко с первой женой, конечно, кажется странной, но, насколько я могу судить, их до определенного момента связывали достаточно искренние чувства. Они много времени проводили раздельно, и Маргарит не могла не догадываться о том, что Михаил Иванович не ведет жизнь монаха.
– А она сама?
– Вы о ее личной жизни?
– Да.
– Не могу сказать ничего. Я не занимался этим вопросом.
– Молодая интересная женщина… Ладно, давай замнем. Какая папка следующая?
В дверь стучат.
Входит сотрудник, внося металлический поднос с чаем и пачкой сигарет.
– Эта… – капитан протягивает Никифорову еще одну папку.
На обложке выведена дата – 1912–1913 годы.
Петербург. Октябрь 1912 года. Квартира литератора Алексея Ремизова
Вечер. В комнатах накурено. Жарко. Открытые форточки от духоты не спасают. Но все присутствующие, кажется, этого не замечают.
В гостиной идет жаркий спор.
– Господа! Дамы! Тише! – говорит высокий худощавый мужчина с совершенно лысой макушкой и пышными усами. – О приоритетах издательства мы уже договорились – мы будем самым рискованным проектом начала века! Мы привлечем к себе внимание российской интеллектуальной элиты, самых передовых мыслителей, бунтарей, настоящих литературных революционеров! Никакой классики! Никакого гнилого морализаторства! Только авангард! Только декаданс! Только реальная жизнь!
– Бугаев, – говорит негромко Блок, развалившийся на диване. – Ты гений! Какое отношение декаданс и авангард имеют к реальной жизни? В одну телегу впрячь не можно…
Он слегка пьян, но пока только слегка. Хотя стакан с коньяком, который он держит в руках, явно намекает на то, что трезвым он останется ненадолго.
Все смеются.
– Оставь, Саша! – отмахивается пышноусый, тоже улыбаясь. – Это фигура речи!
– Ну почему? – возражает хозяин квартиры, литератор Алексей Ремизов, обращаясь к выступающему. – Почему же фигура речи, Андрей? Все передовое в современной литературе так или иначе отражает реальную жизнь!
– Блесткая аудитория, блеском ты зло отуманена!
Скрыт от тебя, недостойная, будущего горизонт!
Тусклые Ваши Сиятельства! Во времена Северянина
Следует знать, что за Пушкиным были и Блок, и Бальмонт!
Декламирует Блок со своим каменным выражением лица.
– Это, по-твоему, отражает реальную жизнь? Во времена Северянина? Я и
