от их борьбы между собою». Свою нервную дрожь она воспринимала как единство с вибрациями космоса. Более печальный опыт нервозности предлагает пример молодого обитателя психбольницы Айхберг в Гессене, которого, по его словам, «уже годы преследует тяжелая неврастения» и «мучает нервное расстройство». Но и он обладал самоуверенностью невротика. В принципе, он хотел убедить врача выпустить его из закрытого заведения, куда его поместили из-за угрозы суицида. Однако при этом он описывает себя как безнадежно больного, который только страдает и не может больше ничего. Он знает, насколько продвинулась психизация учения о нервах и воспринимает ее как опасность, потому что не хотел бы считаться психически больным, а именно нервнобольным, – в физическом смысле. Тем не менее его самодиагноз не утешителен. Он носит название «Субъективное от нервнобольного» и начинается так:
«Когда нервнобольной описывает свои страдания, он ясно понимает, что это субъективное описание болезни никогда не будет воспринято неврологами как ценное для врачебной оценки его болезни. Он обычно оказывается в мучительном положении человека, рассказ которого воспринимается как болезненное преувеличение. Противоречия между данными объективного медицинского обследования и субъективными описаниями его страданий привели современных психиатров к убеждению, что эти расстройства имеют в основном психическую природу. Объективные данные ничтожны, но больной описывает свое страдание как нечеловеческое и мучительное: этот контраст легко приводит к упомянутой трактовке. И все же расстройства нервнобольных базируются на тяжелых функциональных расстройствах, которые у пациента проявляются так, что он чувствует сильнейшие нарушения во всех своих жизненных отправлениях. Ничто больше не функционирует у него правильно» (см. примеч. 41).
Еще один подобный случай – юноша 21 года, пациент Франкфуртской нервной клиники, который в 1905 году пишет еще более подробное сочинение «Проявления моей болезни и краткий обзор моей жизни». Руководитель клиники диагностировал «тяжелую неврастению». Это хрестоматийный пример неврастеника: с нарушенным отношением к сексуальности, склонностью периодически перетруждаться вопреки слабой конституции, а затем терять всякую способность к труду. Один врач увидел в нем «навязчивые идеи», которые «находили выход особенно в том, что в высшей степени пришпоривали силы пациента, но действовали при этом парализующе и тревожно». «Подобного рода […] представления особенно раздражают пациента, если он хочет снизить судорожный темп, и сильнее всего, если пытается отдохнуть и расслабиться. В таких ситуациях вследствие нервного возбуждения проявляются следующие физические явления: судорожные сокращения и давление в гениталиях, стенокардия, стеснение дыхания, напряжение в области гортани, сильная тяжесть и дрожь в ногах».
Особенно мучительные колебания вызвали у него мысли об отъезде в Америку, обострившие его расстройство и заставившие лечиться. «Сомнение скоро погубило
