возок из канавы.
Спешившиеся конвойные помогли подняться человеку, сидевшему ранее в возке, и повели его, поддерживая под руки к саням. Подвели и усадили, снова обложив всего до глаз огромной дохой. По всему было видно, что человек в санях был не здоров.
– Гони! Застынет барин! Совсем расхворался – весь в поту, жар видимо у него! − прокричал один из всадников и возница, вскочив на козлах, погнал коня в направлении чернеющих впереди строений. Всадники скакали рядом. Однако строения оказались не жилыми, и пришлось гнать уставшего уже изрядно коня дальше и дальше к станции, что располагалась на окраине города.
Город этот был уездным Красноярском.
Путь был не близкий, до города нужно было еще верст 40 ехать, что могло занять порою весь день. Добрались уже затемно в пригородную деревню и, устроившись на постой, стали отогревать барина, так неудачно вывалившегося из опрокинувшегося возка. Переодели в чистое сухое бельё, дали выпить водки и, укрыв шубою, уложили на топчан у жаркой печи. Путника колотила дрожь, он кашлял и забылся вскоре тяжелым сном. Во сне метался, обильно потел и в начинавшейся горячке сбрасывал с себя тяжелую овчину.
Его спутники и хозяин постоя, угрюмо при лучине сидели у стола, – ужинали скромной снедью, выпивали мутного самогона, и искоса поглядывая на барина, сокрушенно качали головами. Они не жалели его, но привычка к подчинению рождала наигранное сострадание, которое, впрочем, было лишь до тех пор, пока страдалец был влиятелен и мог постоять за себя.
– Вот, голова садовая. И стоило себя так утруждать, да мучить. Отлежался бы в Иркутске до полного выздоровления. Так нет…ехать нужно, дела ждут…Нужда прямо какая… Вот и доскакался…
– Теперь как дело повернется, а то придется в городе ждать, пока выздоровеет… и куда так торопится? − вели беседу сопровождающий камергера Николая Резанова служивый из Иркутска и кучер – средних лет мужик, нанятый в услужение в Канске, где на ямской станции удалось получить свежих, вместо истрепанных дорогой, коней.
– Горяч, суетлив барин, все ему неймется. Сказывают, из самой Америки едет? Откуда только силы берет. Но теперь, похоже, изрядно сломался. Не преставился бы, − вторил служивому кучер, устало глядя на коптящую над столом лучину и косясь на больного.
–Да, из Америки барин едет. Миссию сполнял, да худо как-то справился видимо. Сказывали, спешит оправдаться в столице. В отчаянии возвращается…, а беда − она не ходит одна − поддержал разговор служивый.
–А кто он? Надысь говорили, командор скачет в столицу с депешею к самому императору. Что за командор такой? Морской начальник-офицер что ли?
– Да как будто нет. Сказывали масонского звания человек. Есть такой тайный орден при императоре.
– Тьфу, ты! Развелось их ноне…. Светские, воинские, дворянские, а теперь еще вот и масонские…, беда, однако….
– Да! Капризен барин. Давеча есть отказался – сказал – несвежее все. Шумел,
