Es schwindelt. Дмитрий Гуренич

      – По-моему, всё хорошо, только «социалистическими» я бы взяла здесь в кавычки, потому что по сути – какие они социалисты?

      – Да, только непременно в двойные (показал пальцами). Можешь править прямо там. Спасибо.

      – Уже поправила. И дался тебе этот Бланки⁶. Про него уж и не помнит никто.

      – Ты не понимаешь, если сразу не отмазаться от бланкизма, то приклеют потом как ярлык, и не отмоешься. А так мы подстраховались.

      – Ну, пусть будет. Но тогда надо и «бланкизм» тоже в кавычках.

      – Резонно, правь.

      Дальше читала всё больше про себя, реагировала одобрительно, замечания делала иногда по стилю, например:

      – Вот ты тут пишешь: «…раз есть налицо эти условия, то отказаться от отношения к восстанию, как к искусству, значит изменить марксизму и изменить революции»⁷. По мне, так лучше и не скажешь, но зачем два раза подряд «изменить». Может быть лучше «изменить марксизму и революции»?

      Ильич замотал головой как лошадь:

      – Ни в коем случае. Именно два раза, а лучше бы три. Обвинения в измене – они, знаешь ли, самые сильные. Наше дело припечатать измену, их дело теперь отмываться.

      – Согласна. А вот дальше я не пойму немного, ты пишешь: «Величайшей ошибкой было бы думать»⁸, – взмахнула ресницами. – Ты имеешь ввиду вообще или что-то конкретное?

      – Там на обороте должно быть.

      – А, ну да, «… думать, что наше предложение компромисса не отвергнуто, что Демократическое совещание может принять его». По-моему, ты так оставляешь им лазейку. А вдруг они возьмут да и примут. Может быть лучше сказать «ещё не отвергнуто», «ещё может принять его». Так получится, что срок ультиматума истёк.

      – Архиверно. Вставь два раза «ещё», пожалуйста, и непременно подчеркни.

      –Ну вот и славно. А теперь чай пить.

      Как всегда, после чая она садилась играть ему. Он всякий раз просил её играть Аппасионату⁹. Она и на этот раз привычно взяла первые аккорды, но потом рассерженно хлопнула крышкой:

      – Довольно! Вот уж хватит так хватит. Сколько можно слушать Бетховена? Как ты не слышишь, что он глух? Глух! Как ты не слышишь? Дай-ка я тебе лучше другое сыграю. Только я не разучила ещё вполне, сейчас найду ноты.

      Она заглянула в папку, лежавшую на инструменте, и достала несколько нотных листов, сложенных так, как если бы их надо было нести в кармане. Развернула, поставила на пюпитр, размяла кисти, начала играть. Ильич слушал сначала скептически, но музыка постепенно захватила его.