было бояться. Ну, сунул чудак дурацкую записку, и что тут? Нелепость какая-то или просто розыгрыш.
Недоумение, перешедшее в испуг, что-то странное, шевельнувшееся в груди, именно это встревожило и необычно ударило в голову, заставив растеряться ее. По-прежнему сжимая в кулаке записку и чуть придя в себя от первоначального шока, Наталья увидела, как, заворачивая за угол здания, уходящий мужчина обернулся и еще раз подмигнул ей издалека. Выглядело это так, будто он послал воздушный поцелуй, и она покраснела, словно ее застали за чем-то неприличным. Непроизвольно она оглянулась, как бы убеждаясь, что никто не этого видел. И это тоже было нелепо, ведь ничего не произошло, это был какой-то бред.
Бред-то бред, но Наталью внезапно пытались вовлечь в заговор, хоть у нее и мысли об этом не было. Она почувствовала это каким-то непонятным чутьем. Именно почувствовала, а не осознала, и это было чутье сучки, получившей знак от кобеля. Она еще не понимала этого и по-прежнему недоумевала, но в ней, оказывается, дремало такое. Она ни в чем не была виновата и ни на что не соглашалась, но что-то встрепенуло ее, выведя из себя. Неожиданно у нее возникло ощущение, будто ее поманили. Да, именно так, не нагло пристали или оскорбили, а поманили чем-то запретно-влекущим, предложили украсть что-то неимоверно вкусное, позвали окунуться в сладость недоступности. Какое-то предвкушение вдруг шевельнулось внутри нее, независимо от ее желания. Она сидела в полном смятении и мяла в руке листочек бумажки. Нет, она ничего не взвешивала и не размышляла, она просто не понимала саму себя, не понимала, что с ней стало происходить. А происходило с ней что-то необычное, крайне необычное, причем.
Муж всхрапнул, проснулся и открыл глаза. Наталья испуганно-воровато обернулась в его сторону. Почему испуганно и почему воровато – вновь непонятно, ведь ничего не случилось по ее вине. Да, но теперь у нее была тайна и записка в кулаке, ей не хотелось, чтобы муж о ней знал. Отчего не хотелось, ей было еще не ясно, но не хотелось почему-то и все.
Поймав момент, когда муж отвернулся, Наталья сунула записку вглубь сумки (выкинуть-то ее было некуда), и они стали собираться уходить. С этого момента она чувствовала какое-то измененное состояние, удивлявшее и тревожащее ее, ведь ничего плохого она не сделала, это было все более странно.
За обедом она вновь увидела того мужчину, лишь мельком и со спины, но опять почему-то вздрогнула. Хорошо, что мужа не было рядом, он бы это, наверное, заметил.
«Да что за херня?! – одернула саму себя Наталья. – Это же розыгрыш, шутка. Что меня переклинило-то, черт подери?» – но что-то подсказывало ей, что это не шутка, какой-то внутренний голос, какое-то новое чутье. Это чутье все отчетливей обострялось в ней.
188 – это были цифры номерного знака машины, из которой выгружали продукты сбоку от ресторана, когда они шли на ужин, и вновь что-то екнуло посредине Натальиной груди. Нет, она не собиралась никуда идти, но номер этот отпечатался в ее памяти четко, хоть она и не думала его запоминать.
