Немногие вступили в сопротивление, большинство предпочло попытаться выжить, сотрудничая с врагом. А были и такие, кто решил подзаработать на оккупации…
Старуха отпила из бокала и продолжила.
– Мы жили в Париже. У моего отца было несколько отелей, земли, он жил широко, покровительствовал художникам, собрал очень неплохую коллекцию произведений искусства. Он решил, что раз он не еврей, то и бежать ему незачем. Увы… в Париже в те времена решали кто еврей, а кто нет очень нехорошие люди.
…
– Нас притащили в гестапо, на улицу Лористон – голос старухи становился все суше – во времена оккупации в Париже было несколько гестапо, и только одно немецкое – немцы предоставили нам право убивать друг друга. Это гестапо было организовано на пару полицейскими и уголовниками – ублюдки быстро сговорились и начали работать вместе. Они хотели, чтобы отец показал им, где было спрятано золото… он им и так готов был все отдать – а они не верили, что это все что у нас есть… а может, им было плевать. Чтобы добиться от отца искренности – они пустили меня по кругу на его глазах…
Алиса вздрогнула, хотя баронесса была неподвижна как камень. И так же холодна.
– Потом я оказалась на улице, мне только что исполнилось шестнадцать лет. Один из подонков, бывший флик – взял надо мной шефство. Я спала с немецкими офицерами, выуживала у них деньги. И отдавала их ему. Такова была цена, чтобы продолжать жить в оккупированном Париже и не оказаться в печи в одном из подвалов домов. Где они сожгли моего отца, когда он стал им не нужен…
Алиса с ужасом слушала, казалось, что речь шла про нее, про ее жизнь в Одессе, которая так страшно напомнила о себе. Менты и уголовники, открытое сотрудничество, жестокая эксплуатация и торговля людьми. Только вот Украина не была никогда оккупирована.
Или… была?
– Потом – пришло освобождение… нас освободили американцы и британцы. Конечно, все сразу стали партизанами. В последний день просто быть партизаном. Знаешь, что такое горизонтальный коллаборационизм, милая? Это когда мужчины – заставляют женщин отвечать за все. Они были слабы, и знали что слабы – а всю злобу и негодование за то, что были так слабы – вымещали на нас, женщинах. Они наказывали нас за то, что мы спали с оккупантами, которых они пустили в страну.
…
– Несколько ублюдков из местных набросились на меня, потащили меня по улице, избивая и осыпая ругательствами. Нас было несколько – таких вот бедняг, которых притащили на площадь в нашем райончике и стали решать, что с нами делать. Попутно избивая нас. Кто-то предлагал сжечь в печи. Кто-то переехать автомобилем. Это были простые люди… пекари… парикмахеры… механики. Люди жестоки, милая. Слабость – делает их еще более жестокими.
…
– Мой будущий супруг был офицером Сопротивления, он был заброшен в Париж как агент Сопротивления вместе с дедом твоего Анхеля. Они увидели, что происходит и разогнали эту толпу…
Глаза старухи потеплели…
– Мой Вадим… у него был автомат… немецкий автомат. Одна очередь – и все эти
