Адуевы бросились к дверям, но в коридоре раздались быстрые шаги, шорох платья – и всё утихло.
Дядя и племянник посмотрели друг на друга.
– Что, дядюшка? – спросил племянник, помолчав.
– Что! ничего! – сказал Пётр Иваныч, нахмурив брови, – не кстати похвастался. Учись, Александр, а лучше не женись или возьми дуру: тебе не сладить с умной женщиной: мудрёна школа!
Он задумался, потом ударил себя по лбу рукой.
– Как не сообразить, что она знала о твоём позднем приходе? – сказал он с досадой, – что женщина не уснёт, когда через комнату есть секрет между двумя мужчинами, что она непременно или горничную подошлёт, или сама… и не предвидеть! глупо! а всё ты да вот этот проклятый стакан лафиту! разболтался! Такой урок от двадцатилетней женщины…
– Вы боитесь, дядюшка!
– Чего бояться? нисколько! сделал ошибку – не надо терять хладнокровия, надо уметь выпутаться.
Он опять задумался.
– Она похвасталась, – начал он потом, – какая у ней школа! у ней школы быть не могло: молода! это она так только… от досады! но теперь она заметила этот магический круг: станет тоже хитрить… о, я знаю женскую натуру! Но посмотрим…
Он гордо и весело улыбнулся; морщины разгладились на лбу.
– Только надо иначе повести дело, – прибавил он, – прежняя метода ни к чёрту не годится. Теперь надо…
Он вдруг спохватился и замолчал, боязливо поглядывая на дверь.
– Но это всё впереди, – продолжал он, – теперь займёмся твоим делом, Александр. О чём мы говорили? да! ты, кажется, хотел убить, что ли, свою, эту… как её?
– Я её слишком глубоко презираю, – сказал Александр, тяжело вздохнув.
– Вот видишь ли? ты уж вполовину и вылечен. Только правда ли это? ты, кажется, ещё сердишься. Впрочем, презирай, презирай: это самое лучшее в твоём положении. Я хотел было сказать кое-что… да нет…
– Ах, говорите, ради бога, говорите! – сказал Александр, – у меня нет теперь ни искры рассудка. Я страдаю, гибну… дайте мне своего холодного разума. Скажите всё, что может облегчить и успокоить больное сердце…
– Да, скажи тебе – ты, пожалуй, и опять воротишься туда…
– Какая мысль! после того…
– Ворочаются после и не этого! честное слово – не пойдёшь?
– Клятву, если угодно.
– Нет, честное слово: это вернее.
– Честное слово.
– Ну, вот видишь ли: мы решили, что граф не виноват…
– Положим так; что же?
– Ну, а чем виновата твоя эта… как её?
– Чем виновата Наденька! – с изумлением возразил Александр, – она не виновата!
– Нет! ну, чем, скажи? её не за что презирать.
– Не за что! нет, дядюшка, это уж из рук вон! Положим, граф… ещё так… он не знал… да и то нет! а она? кто же после этого виноват? я?
– Да почти так,
