Обманул смерть, получил такие силы…
– Я? Да будь оно все проклято, пусть катятся эти чешуйчатые под хвост гырского бога! Зажигалки-экспериментаторы, чтоб им есть один кошерный свинья! Знаешь, что сделали эти недоученные реаниматологи? Они частично стерли мою память. Из своей земной жизни я не помню ни лиц, ни имен. Вообще. Даже своего имени не помню. Архахаар это имя этого мира, это искаженное слово одного мертвого языка, означающее «голос». Кличка собачья, а не имя. Мне часто снится один и тот же кошмар – вокруг меня молча стоят безликие люди. Я знаю, что это мои близкие и родные. Я просыпаюсь от своих криков. О моих кошмарах знают только Криллах, который не дает моим крикам звучать в гостевом крыле, да Эллениэль, снабжающая меня эльфийским дурманом. Хочешь выспаться – хлопни пару бутылок перед сном, чтоб его. Ты вообще представляешь, что такое четверть столетия кошмаров? Я плод эксперимента. Не человек, не дракон, так, серединка на половинку. Я пленник чужой крови, текущей в моем теле. Эта тушка лишена одной маленькой человеческой радости – она не может расчихаться и сдохнуть. Когда тебя спасал, вазу разбил из радужного кровопивца, не сдох, хотя пришлось зашивать. Я даже не знаю, что со мной будет, когда этот мир погибнет и распадется. Может, окажусь в другом мире, а может, буду бесконечно болтаться в бесконечности. Я очень надеюсь, что уж смерть мира то не переживу. Я чудовище. Долбанный уникальный экземпляр. Сажайте в клетку и показывайте на базарной площади. Когда я это понял, я попросил у Эль последний дар.
– Последний дар?
– Последний дар у эльфов это добровольная просьба к близкому прекратить твое земное существование. Считается, что даритель и одаряемый становятся очень близки. Примерно как братья. Эль тогда уже знала о кошмарах, узнала и об остальном. Вейгур, оружие Ночных теней, пронзил мое сердце. И рассыпался. Оружие, которое прочнее стали гномов, которому не страшно пламя дракона взяло и рассыпалось. А я остался жить. Повалялся, конечно, в кровати, но как видишь, жив и здоров.
По щеке Архахаара пробежала слеза. Кельвирея как будто сама почувствовала тоску бессмертного пленника, приговоренного к пожизненному заключению.
– Ты сказал, что вы с Эллениэль стали близки. Вы любовники?
– Вряд ли мы когда-либо мы будем любовниками, у нас разные перекрестки. Наша близость другая. Это примерно как у пары давно сражающихся плечом к плечу воинов, как у близнецов. Они чувствуют и предугадывают движения друг друга, в бою движутся, словно единый организм. Вот такие дела. Кстати, маллорн на заднем дворе это ее искупительный дар. Эльф, нанесший оскорбление, обязан подарить оскорбленному нечто, достаточное для возмещения. Она не смогла убить меня, а значит, лишила последнего дара. Неслыханное оскорбление. Поэтому она подарила мне самое ценное, что есть у эльфа – росток маллорна. Пришла с веткой, вкопала напротив кабинета и опаньки, получите мага с маллорном и новую Хранительницу леса.
– Теперь понятно, почему она тогда на меня так набросилась…
