утерся подолом майки, затянул хитрые, но очень прагматичные узлы на ботинках. И, приглаживая встрепанные после сна волосы, кинулся в торец платформы – туда, где в одной из бывших подсобок под лестницей располагался «кабинет» вождя.
Ординарец Кожана Жека нашелся там, где ему и полагалось быть, – сидел на табурете под дверью начальственного «кабинета» и пиликал на потертой губной гармошке что-то меланхоличное, но, как показалось Марку, красивое. Заслышав топот ботинок, он подобрался было, но при виде влетевшего в предбанник подростка расслабился и принял прежнюю позу.
– Звали, дядь Жень? – выдохнул Марк.
Жека кивнул, не прекращая музицировать, и ткнул себе за спину большим пальцем. Неспешно, вместе с табуретом, отстранился, освобождая раннему визитеру проход.
– А вообще… как там?.. – все же не преминул осторожно спросить подросток. Он уже несколько дней пытался пробиться на аудиенцию к вождю по некоему важному делу. Но Кожан вечно то был занят, то отсутствовал, то у него было дурное настроение, во время которого ему под руку лучше было вообще не попадаться… Сегодня сам позвал, значит, есть шансы…
– Сегодня добрый, – заверил ординарец и снова завел свою музыку.
– Жека! – прилетело из-за неплотно закрытой двери. – Задрал ты меня уже своим шансоном! Хоть бы раз чего путного сыграл! Сидишь тут, пиликаешь мне на нервах!.. С кем ты там разговариваешь?
– Пришел Хмаров-младший, шеф, – ординарец торопливо вскочил, засовывая гармонику в карман. – Ты, вродь, его видеть хотел…
– Запускай!
Марк еще раз торопливо провел ладонью по макушке, одернул куртку и, повинуясь приглашающему жесту Жеки, шагнул в дверь.
Он уже бывал здесь однажды – в конце января этого года, после похорон отца. Хмара погиб на охоте, оставив сына сиротой. И Кожан, после скорбной, но недолгой церемонии прощания и погребения, пригласил Марка в свой «кабинет» и там сказал ему, что отныне клан, к которому принадлежали отец и сын Хмаровы, берет над ним, Марком, шефство.
Алтуфьевские кланы с незапамятных времен сбивались не по семейно-родственному принципу – как это было, к примеру, в Эмирате или на некоторых станциях ТриЭс. По сути, клан на этой конечной станции Серой ветки представлял собой обычную банду – только с более четкими и прочными узами взаимной поруки среди его членов. До войны подобное сообщество назвали бы мафиозной «семьей», но в «алтухах» обходились более коротким, емким и менее пафосным словом «клан». Кланы возникали, распадались с гибелью их членов, переживали новое рождение, взлет влиятельности и падение в самый низ местной иерархии. Кланы дружили и враждовали между собой, иной раз грызлись так, что пух и перья летели… Единой власти в «алтухах» долгое время не было, и еще лет десять назад из-за этой межклановой грызни на станции, как в банке со скорпионами, царил полный беспредел. Именно тогда среди соседей и сформировалась репутация буйных алтуховцев как опасных и беспринципных отморозков, с которыми лучше
