овальным столом, стоявшим посередине комнаты. Сама же уселась напротив.
– Спасибо, – произнес Банов. – Я – Василий Васильевич Банов, или просто товарищ Банов. Директор школы, где учится ваш сын Роберт…
– Очень приятно, – кивнула женщина, и на лице ее на мгновение появилась улыбка, совсем не радостная, но очень приятная и честная. – Я – Клара Рудольфовна Ройд. Но… дело в том, что Роберт – не мой сын…
Видно, выражение лица Банова стало очень озадаченным, и поэтому женщина поспешила объяснить:
– Я сестра его отца, Кристиана Ройда, а мать его умерла от тифа шесть лет назад, но она и до смерти жила отдельно, где-то в Уссурийске. Поэтому мы с Кристианом как-то договорились, что для Роберта будем родителями, отцом и матерью.
– И он ничего не знает? – спросил Банов.
– Нет. Я надеюсь, вы тоже никому не скажете этого…
– Конечно, – пообещал директор школы.
– Я знаю, что вы вызывали Роберта к себе… он мне рассказал. Поэтому я и объяснила вам все… Извините, я не предложила вам ничего, но дело в том, что чай можно делать только на кухне, и тогда мы с вами не успеем поговорить, ведь надо было бы все время у чайника стоять… может, вы водки выпьете? У меня немного есть… Банов облизал пересохшие губы, думая: а удобно ли согласиться на такое предложение.
– А где Роберт? – спросил он неожиданно, испугавшись, что мальчик может увидеть, как директор школы водку пьет.
– Он в клубе НКВД, в драмкружке там занимается. Где-то через часик вернется, – ответила Клара.
– Ну, тогда… пожалуй… – проговорил Банов, и женщина поднялась, достала из серванта початую бутылку и две стопочки. Потом рядом с ним поставила на стол два свежих огурца и солонку.
По первой выпили молча и как бы стесняясь друг друга, хотя, ясное дело, Банов чувствовал себя стеснительней и как бы неудобно.
– Я читал сочинение вашего сына… извините… Роберта. Оно называется «О чем мечтала моя мама»… Как бы вам сказать, товарищ Ройд, оно немного упадническое… он пишет, что вы больше ни о чем не мечтаете… и как бы потеряли веру в жизнь…
– Называйте меня Кларой, пожалуйста, – попросила хозяйка. – Отчего же не мечтаю? Мечтаю, но не могу же я обо всех своих мыслях говорить ребенку?
– Какой же он ребенок? – пожал плечами Банов. – Ему ж скоро пятнадцать лет. Взрослый человек… Я, собственно, пришел поговорить из-за этого сочинения… и, конечно, думаю, что вам надо быть как бы веселой, больше мечтать и, что ли, быть задорней, как товарищу Роберта. Ведь от этого очень зависит его дальнейшая жизнь… Я бы понимал, если б он рос в семье алкоголиков, но у вас здоровая советская семья…
И тут Банов замолк, сообразив, что сказал что-то невпопад. Видно, водка, развязав его язык до полного отсутствия смущенности, пошла дальше.
– Я, извините… не имел в виду обычную советскую семью. Я ведь знаю, что у вас горе случилось… с отцом Роберта…
Женщина горестно скривила губы, разлила по стопкам водочки, провела
