раз. Никогда еще он не слышал подобной вступительной речи. По эмоциональной насыщенности и содержанию она куда больше напоминала заключительную обвинительную речь. Однако он знал репутацию Пискина – отнюдь не дилетант в своем деле. Так с какой целью он разыграл это все? Создать впечатление, что осуждение Кэй Спалтер неизбежно, что игра закончена, не начавшись? Неужели настолько уверен в себе? Произнеся такое вступительное слово, что еще он сумеет добавить к своему обвинению в свершении Абсолютного Зла?
Кстати об Абсолютном Зле… Гурни захотелось взглянуть на то самое выражение лица Карла Спалтера, на которое Пискин обращал внимание присяжных, но которого не засняли на судебную камеру. Интересно, не найдется ли фотографии в предоставленном ему объемном досье? Гурни взял инструкции Хардвика, высматривая, нет ли там намека.
Должно быть, неслучайно это оказалось вторым пунктом.
«Шаг второй. Оцени ущерб. Материалы дела, собранные в бюро криминальных расследований, третья таблица. Все в глазах. Вот уж не хотел бы увидеть то, что вызвало этакий взгляд».
Через минуту Гурни уже смотрел на крупную, во весь лист, фотографию. Портрет: голова и плечи. Даже после слов прокурора про ужас в глазах жертвы выражение этих глаз потрясало. В последнем своем витиеватом пассаже Пискин ничуть не преувеличивал.
В глазах жертвы и вправду читалось осознание жуткой правды – как сказал Пискин, реальности, ужас которой не передать никакими словами.
Глава 5
Кровожадные хорьки
Скрежещущий скрип правой створки французской двери – она всегда поддавалась с некоторым трудом – вырвал Гурни из бредового сна, который улетучился, стоило только открыть глаза.
Он обнаружил, что обмяк в кресле-качалке возле камина, а документы по делу Спалтеров разложены на кофейном столике перед ним. Когда он поднял голову, шея заныла. В приоткрытую дверь сочился по-рассветному неяркий свет.
Мадлен вырисовывалась силуэтом на фоне двери, вдыхая холодный застывший воздух.
– Слышишь? – спросила она.
– Что? – Гурни протер глаза и выпрямился.
– Гораций. Вот он, снова.
Гурни вполуха прислушался, но кукареканья молодого петушка не расслышал.
– Подойди к двери, тогда услышишь.
Гурни чуть было не ответил, что, мол, не так уж и интересно, но сообразил, что день с такого лучше не начинать. Выкарабкавшись из кресла, он подошел к двери.
– Вот, – сказала Мадлен. – Теперь слышал, да?
– Кажется.
– Когда построим вот там курятник, – жизнерадостно заверила Мадлен, показывая на поросший травой участок между зарослями аспарагуса и старой яблоней, – слышно будет гораздо лучше.
– Ничуть не сомневаюсь.
– Они это, чтобы застолбить территорию.
– Гм-гм.
– Отпугивают других петухов, сообщают им: «Это мой двор, я его первый занял». Мне так нравится! А тебе?
