от его работы. «Они очень довольны Кимом, у них о нем самое высокое мнение, – рассказывал Гаю Берджессу автор дневников Гарольд Николсон. – Ему очень быстро удалось сделать себе имя». Эта репутация стала еще более громкой, когда за день до своего двадцать шестого дня рождения, накануне нового 1937 года, Филби едва не был убит снарядом республиканцев (российского производства), пока освещал Теруэльскую операцию. Орден, полученный от самого Франко, убедил националистов в том, что Филби, как выразился один испанский офицер, «достойный малый».
Летом 1939-го, когда Франко одержал победу в Испании, Филби вернулся в Лондон и был тепло принят коллегами в «Таймс». А вот у советских друзей-шпионов он такого приема не встретил – по той простой причине, что все они умерли или исчезли, уничтоженные сталинским террором. В дикой, убийственной паранойе чисток всех, у кого были связи за рубежом, начинали подозревать в предательстве, и форпосты советской разведки оказались под особым подозрением. Теодора Малли одним из первых отозвали в Москву – из-за своего религиозного прошлого он быстро попал под подозрение: «Я знаю, что как у бывшего священника у меня нет шансов. Но я решил поехать туда, чтобы никто не мог сказать: видно, этот священник и вправду был шпионом». Теодора Малли пытали в подвалах Лубянки, главного управления НКВД, пока он в конце концов не признался, что был немецким шпионом, и тогда ему выстрелили в затылок.
Судьба Арнольда Дейча так и осталась невыясненной до конца. Как впоследствии утверждал Филби, Дейч умер, когда «Донбасс», танкер, на котором тот плыл в Америку, был торпедирован немецкой подводной лодкой, что сделало Арнольда жертвой гитлеровской, а не сталинской агрессии. Согласно отчетам КГБ, он погиб по дороге в Южную Америку, однако в еще одном отчете писали, что он направлялся в Нью-Йорк. Впрочем, не менее вероятной представляется и версия, что ясноглазый Отто, основатель-вербовщик «Кембриджской пятерки», разделил судьбу Малли. Еврейский интеллектуал, рожденный за границей и долгие годы живший за границей, он был подходящим кандидатом для чисток.
Задача по руководству кембриджскими шпионами перешла к некоему Григорию Графпену, но и его тоже арестовали и отправили в ГУЛАГ. Парижского куратора Филби Озолина-Хаскина расстреляли в Москве в 1940 году. Его преемник Борис Шапак продержался два года, а потом и его вызвали в Москву, чтобы убить. Несколько человек успели стать перебежчиками, но большинство склонились перед неизбежностью. Как признавался Малли: «Если они не убьют меня здесь, то убьют там. Лучше умереть здесь». Одного за другим кураторов Филби объявляли врагами народа. Ким знал, что они совсем не такие. Он ценил их «бесконечное терпение» и «глубокое понимание», их «тщательно продуманные советы, увещевания и поддержку». Но в дальнейшем он не выражал большого огорчения по поводу убийства этих «замечательных людей» и не особенно критиковал погубившую их тиранию. Значение имела только политика.
Однако
