аппаратов). Молодого Энглтона послали учиться в Англию, сперва в частную среднюю школу в Бакингемшире, а потом в Малверн-колледж, британскую частную школу, хранившую верность викторианским традициям. Энглтон стал бойскаутом, старостой, вступил в корпус подготовки офицерского состава. По словам Энглтона, для него это были «годы становления»: из Малверна он вынес изысканные манеры, склонность играть по правилам, налет эксцентричности и легкий британский акцент, который так и остался у него навсегда. Мальчик из Айдахо стал «большим англичанином, чем сами англичане», и эту маску он носил – так же как и костюмы с Сэвил-роу – до конца жизни. В 1937 году он поступил в Йельский университет, чтобы изучать английскую литературу, но большую часть времени проводил, слушая джаз, ухлестывая за девушками и занимаясь изданием литературного журнала «Фуриозо», где печатались такие заметные поэты, как Эзра Паунд и Э. Э. Каммингс, дружбу с которыми он водил. Страдавший бессонницей полуночник, Энглтон приобрел репутацию ярого антикоммуниста и эстета; он сочинял романтические стихи, по большей части отвратительные, и получил прозвище Поэт. Товарищи по учебе считали его загадочным – «таинственной личностью с мрачной и таинственной внешностью». Вскоре после Перл-Харбора он добровольно пошел в американскую армию и через своего бывшего профессора английской литературы Норманна Пирсона получил работу в Лондоне в только что созданном УСС. Прежде чем отправиться в Англию, он женился на двадцатиоднолетней наследнице богатого лесопромышленника из Миннесоты. Поступок этот выглядел немного странно, но Джим Энглтон часто поступал неожиданно. «Какое чудо сложности великой – Поэт», – писал Каммингс общему другу.
Энглтона прикрепили к X-2, отделу контрразведки УСС, точному аналогу Пятого отдела МИ-6. Со временем Х-2 расширился и занял весь третий этаж здания на Райдер-стрит, а Пятый отдел расположился этажом выше. Филби призвали читать новичкам лекции по «прикладному искусству» контршпионажа, внедрению во вражеские разведывательные организации и руководству двойными агентами. Как заметил один американский офицер: «Я помню, что он произвел на меня большое впечатление. Он действительно знал, что делает».
Филби привязался к двадцатичетырехлетнему американцу и впоследствии написал: Энглтон «завоевал мое уважение, открыто отвергая англоманию» очень и очень многих вновь прибывших американцев. А Энглтону и не требовалось становиться англофилом, ведь во многих аспектах он и так уже был вполне англичанином. Сейчас трудно определить степень дружбы между Кимом и Джеймсом, поскольку впоследствии сторонники Энглтона старались ее преуменьшить, а враги, напротив, преувеличить. По свидетельству биографа Энглтона, «возможно, Филби чувствовал, что у них с Энглтоном отношения наставника и ученика; возможно, Энглтон разделял это чувство». Ким был покровителем и экспертом, а Джеймс – протеже и молодым дарованием. «Филби стал
