веры Магомета.
– А ты не забыл еще путешествий мореходца Синдбада?
– Конечно, нет; он один только равен мне в искусстве лгать.
– Хорошо. Его Благополучие, наш милостивый паша, без ума от подобных историй, и я желал бы, чтобы ты, подобно Синдбаду, рассказал нам историю твоих путешествий.
– А что дадут мне за это?
– Мое благоволение будет тебе за то наградой. Сверх того, паша, смотря по тому, как тебе удастся занять его, не поскупится на хороший подарок.
– Прекрасно! – сказал Селим (это имя получил он при перемене религии). – Всякий, кто только имеет случай добыть золото, найдет всегда средства выменивать его на мелкую монету. Мне легче выдумывать небывальщину, чем паше чеканить цехины. Итак, я к вашим услугам.
– Но, Селим, ты должен стараться, чтобы твоя ложь носила всегда на себе хотя бы тень истины.
Вечером по приказанию Мустафы ренегат находился на углу одной улицы, по которой Мустафа вел переодетого пашу.
Лишь только они поравнялись с ренегатом, как ют воскликнул:
– Аллах, Аллах! Когда придет то блаженное время, которое обещано мне в седьмом путешествии по морю?
– Кто ты и для чего взываешь к небу о счастливейшем времени? – спросил паша.
– Я – Гуккэбак, моряк, – отвечал ренегат, – человек, который, проведя жизнь, богатую опасностями и несчастьями, теперь с нетерпением ожидает исполнения обещания, данного ему свыше.
– Мне нужно завтра поговорить с этим человеком, – сказал паша. – Мустафа, смотри за ним, ты отвечаешь за него головой! – И довольный находкой, паша без дальнейших приключений воротился во дворец.
На следующий день по окончании дивана велено было позвать ренегата. Он повергся перед пашой ниц, потом поднялся, сложил руки крестообразно на груди и молча ожидал приказаний.
– Я велел позвать тебя, Гуккабак, чтобы услышать от тебя объяснение слов, сказанных вчера вечером, и узнать обещание, сделанное тебе в седьмом и последнем твоем путешествии. Но, пожалуйста, нельзя ли начать с первого? Мне желательно было бы услыхать историю всех твоих путешествий.
– Раб Вашего Благополучия живет только для того, чтобы повиноваться вашим мудрым приказаниям. Все, что только случалось со мной в продолжение моей разнообразной жизни, все, если того желает Ваше Высокомочие, подлейший из рабов ваших передаст со всевозможной точностью. Однако, мне кажется, для большей удобопонятности целого не излишне сказать несколько слов о моей юности.
– Аферин! Прекрасно! – воскликнул паша. – Мне все равно, как ни долга твоя история, лишь бы была она хороша.
И Селим, севши по знаку паши, начал.
Я родился в Марселе и был с малолетства приготовлен к ремеслу моего отца, ремеслу, которое, как я полагаю, образовало более, нежели какое-нибудь другое, многих гениальных, достойных мужей – я говорю о ремесле брадобрея.
– Уаллах таиб! Клянусь Ал
