длилась ровно до того времени, когда оную готовность выражал Гэри. Тогда кнопки начинали западать и залипать без всякой видимой для постороннего глаза причины, но мы уже знаем, что за характер у данного аппарата. Догадывался об этом и Гэри, на данный момент – самый новый из его владельцев, и в перспективе не последний, учитывая его неоднократные угрозы в адрес машинки, связанные не то с разбитием, не то с металлоломом – на этот счёт у мужчины не было единственной точки зрения и он находился, скажем так, в творческом поиске.
О творческом поиске говорило ещё кое-что. По всей комнате и даже за её пределами валялись скомканные листы бумаги. Неопрятными белыми шариками они заполоняли всё больше и больше места вокруг корзины для мусора, наполненной ими до половины – складывалось впечатление, что другая половина направленных в неё снарядов цели не достигала ввиду недостаточной меткости или излишней занятости Гэри. На некоторых комочках бумаги было пару строчек печатного текста, иные несли на себе больше следов усилий Железной Свиньи; на большинстве же было лишь пара изрядно помятых и прожёванных слов. Все – насильно выдавленные из нерасчёсанной головы, которая принадлежала автору очень популярных книг. В ней заканчивались слова, с ужасом подумала голова и вновь уставилась на себя в зеркало.
– Так, сегодня без тебя, приятель, – пробормотал Гэри, когда его взгляд нашёл в отражении стакан с испачканным остатками виски дном, стоящий рядом с бутылкой. Писатель умылся холодной водой, вытер полотенцем лицо и снова посмотрел на себя. Отрицательно покачал головой.
Гэри вернулся в комнату, подошёл к своему столу и испытывающе посмотрел на машинку. Он разглядывал её так и этак, немного поворачивая голову набок, словно оценивая, что же сейчас отчебучит Железная Свинья. Что-что, а это она могла! Гэри был далеко не первым владельцем данного аппарата, и, как и большинство предшественников, был в умеренном от него восторге. В свою очередь машинка никогда не оставляла скептичного настроя по отношению к тому бедолаге, кто мнил себя великим писателем, а потому купил её, мотивируя подобную расточительность поиском вдохновения. Идиот! Надо же додуматься до такого! Единственным фактом, что сдерживал неправедные порывы данного конторского приспособления, был предыдущий роман Гэри. Даже зловредная машинка признавала, что он неплох, в чём, впрочем, видела в основном свою заслугу. Нынешняя же ситуация, когда писатель не мог выдавить из себя ни одного не перечёркнутого или смятого в полном разочаровании слова, лишь убеждала Железную Свинью в собственной исключительности и превосходстве над особо сумасшедшей формой человека разумного – человеком-писакой. И у железяки было множество способов портить жизнь низшим существам. Она могла довести любого, даже самого терпеливого человека. Для этого она отрастила где-то в своих недрах зуб, которым кромсала только важные бумаги в самом центре страницы. Каретка, которая перемещала лист бумаги справа
