нтр нашего внимания тему Февральской и Октябрьской революций не только потому, что они юбиляры, но ещё и потому, что 2017 год предшествует году новых выборов президента страны, а значит, с учётом всех обстоятельств, нам опять придётся решать, какими тропинками и дорогами дальше двигаться в своё завтра.
Мы – историки – до сих пор спорим, сколько же революций было сто лет назад: одна или всё же две? Представляется, что если бы события февраля и октября 1917 года разделяло не несколько месяцев, а несколько десятилетий или хотя бы лет, вопрос отпал бы сам собой. Оба события столь масштабны, что вполне дотягивают до уровня революций не местного, а всемирного значения, как и очень многое в нашей истории. Ведь Россия – великая держава, и революции у нас тоже могут быть только великие, переломные, судьбоносные. А тут два таких потрясения за год! Поневоле задумаешься. Но в действительности для нас сегодня значение имеет не то, кто и как назовёт происходившее в 1917-м – переворотами, мятежами, революциями, путчами, и не то, сколько их насчитают. Важнее другое: хорошо ли мы все учились в школе жизни и прочно ли усвоили уроки «второй русской смуты» (определение 1917 года, которое предложил лидер белого движения А. И. Деникин).
С выученными уроками дело обстоит, как мне кажется, далеко не блестяще. Мы справедливо гордимся нашей армией, уверены, что никакой внешний супостат не страшен. Но такие настроения в российском обществе были и в 1913 году. А вскоре оказалось, что большие войны, время которых настало в XX веке, выигрывают не на фронтах, а в тылу. Это урок революции даже не 1917, а 1905 года. Его мы выучили к 1941 году, а вот царское правительство его в своё время не учло. Перед Первой мировой войной внутри России оставалось множество нерешённых вопросов, в условиях военного молоха они только обострялись. Нет смысла перечислять все болезненные точки, но куда деться от аграрного, рабочего или национального вопросов? А разве не возникал антагонизм между состоятельными классами, в цивилизационном плане чётко ориентированными на западные образцы, и народом, который стоял на своих исконных, традиционных смыслах и ценностях? Свои проблемы имелись и внутри правящего слоя, расколотого на костную бюрократию, вороватую буржуазию, а также и у хронически хворающей оппозиционностью всему и вся интеллигенции…
Под грузом этих и множества других проблем рухнула привычная, понятная большинству русских людей самодержавная власть. Настало время непонятной, но зато напористой либеральной России. Стремление либералов к власти было осознанным и подкреплялось целенаправленными, в том числе заговорщическими, усилиями. Многое заставляет считать февраль 1917-го прообразом современных «оранжевых революций». Фундаментальным условием падения самодержавия стало предательство критически значимой части «элиты». Отколовшаяся часть верхушки всецело была связана с Западом. Да, французский посол Морис Палеолог, английский посол Джордж Бьюкенен или американский посол Дэвид Фрэнсис не раздавали печеньки на Невском проспекте, но они устраивали балы, приёмы, организовывали салоны для знати, вели работу с теми её представителями, кто разочаровался в своей стране… В руках оппозиции оказались средства массовой информации, которые дискредитировали любые усилия власти. Проводились различные протестные акции, создавались альтернативные центры силы в думах, земствах, предпринимательских и других организациях…
Но с развитием революции произошло то, что почему-то не было предусмотрено в привычных схемах «революционеров во фраках». Отстранив продуманным натиском царя, они остались один на один с русским народом и с теми проблемами, которые ослабили власть царя и сделали его свержение столь лёгким. Также, как и все современные государства, переболевшие оранжевыми переворотами, Россия в феврале 1917 года оказалась в руках людей, мало пригодных к решению задач государственного управления. Результаты были налицо: если перед февралём отечественная экономика стояла на краю катастрофы, то после прихода к власти новых людей показатели производства, финансового благополучия, снабжения продовольствием оказались в крутом пике. Инфляция и рост цен превысили все нормы приличия. В деревню потянулись мешочники и карательные отряды – хлеб нужен был всем. От Временного правительства крестьяне получали лишь обещания. Не были решены ни рабочий, ни национальный вопросы. Никуда не делись и культурно-цивилизационные противоречия между праздновавшей «победу» верхушкой и нищающим, обманутым народом. Не смогла либеральная оппозиция решить даже главный для себя и вообще для всякой революции вопрос – вопрос о власти: Учредительное собрание постоянное откладывалось, переносилось, смысл в нём терялся.
Социальная напряжённость возрастала. К осени масштаб протестов превышал уровень периода свержения монархии. Массовые выступления низов ещё вчера охотно использовались либералами для шантажа слабевшего монарха. Теперь же, неожиданно для «победителей», отдельные вспышки народного гнева развернулись в действительно широкое движение. Оно постепенно начинало создавать собственные формы объединения, мало подконтрольные организационным усилиям либералов и правых социалистов. Наряду с респектабельным Временным правительством по всей России начинают действовать Советы рабочих,
