«Унесенные ветром», «Поющие в терновнике», «Тэсс из рода Д’Эрбервиллей» и прочие «Вешние воды».
– Давайте оставим мою личную жизнь в покое, – вздохнул ветеринар. – Поговорим лучше о вас, уважаемая Варвара Михайловна.
Домработница зарделась, как девушка, и махнула рукой:
– Что вы, Глеб Аркадьевич! Ничего интересного во мне нет, и не о чем разговаривать. А вот вы рановато поставили крест на матримониальных планах!
– Каких, простите?! – закашлялся, скрывая улыбку, Звоницкий.
– Матримониальных. То есть речь идет о браке.
– Это что, латынь? – уставился он на пожилую даму.
– Возможно, – смутилась Варвара Михайловна. – Но это совершенно неважно! А важно то, что вы в ваши годы…
Звоницкий вздохнул. Дело в том, что домработница появилась в его жизни, когда он только что вышел из больницы. Тогда Глеб с трудом передвигался, тяжело опираясь на трость, и не снимал темных очков в любую погоду – взрывом ему повредило сетчатку глаз. Варвара Михайловна принялась заботиться о нем, продолжала заботиться и сейчас и совершенно не желала замечать, что перед ней вовсе не беспомощный одинокий инвалид, а нормальный здоровый (ну почти) мужик, которому даже полтинника не исполнилось! Ее удушающая забота порой так раздражала, что ветеринар подумывал, не расстаться ли с милейшей Варварой Михайловной. Особенно часто такие мысли посещали Глеба, когда пожилая дама пыталась устроить его личную жизнь. Но он быстро остывал. Домработница была необходимой частью его жизни, обеспечивая крепкий тыл и позволяя не думать о том, что будет на ужин после тяжелого трудового дня. И еще одно останавливало ветеринара. Он знал, что Варвара Михайловна – глава большого и бестолкового семейства, состоящего сплошь из женщин. Домработница была, так сказать, «матриархом», и лишить ее на старости лет заработка – кстати, весьма неплохого – было бы просто жестоко. Поэтому Звоницкий перевел разговор на другую тему:
– Как поживает ваш внук?
Шестилетний Алеша был властелином бабушкиного сердца, кумиром семейства, и рассказывать о своем внуке Варвара Михайловна могла часами. Но сейчас она почему-то тяжело вздохнула, и глаза ее наполнились слезами.
– Что? – заволновался Глеб. – С вашим мальчиком что-то случилось? Он заболел?
Домработница промокнула слезу уголком кипенно-белой салфетки и с чувством проговорила:
– Спасибо вам, Глеб Аркадьевич!
– За что? – испугался Звоницкий. Он, кажется, пока еще ничего не обещал…
– За чуткость, – всхлипнула Варвара Михайловна. – Вы необычайно чуткий человек! Каждое утро я говорю себе и своим домашним, как же мне повезло, что именно вы взяли меня на работу!
Глеб невольно скривился. Он бывал разным – то чутким, а то совершеннейшей свиньей и равнодушной скотиной – по крайней мере, именно так утверждала
