не заставили себя ждать.
– Чужих кто-нибудь видел в районе? – был первый вопрос.
Уставшие люди озадаченно качали головами: здесь все друг друга знали, чужих бы сразу заприметили. Николай в изнеможении лежал на своём ватнике чуть поодаль от крайней пожарной подводы. Мысль о диверсии у всех, конечно, была основной, пока кто-то не выдвинул вслух гипотезу:
– На той неделе у Прошкиных пал вокруг дома загорелся – сухо ведь уже, а зимой отходами с базы кочегарили печки свои, поди, всё пропиталось кругом керосинкой, картошка даже не растёт. А тут-то вообще…
– Сколько говорили уже, мол, опасно тут – и школа рядом, детишки бегают, и нефтезавод, а какие меры-то приняли? – подхватил кто-то из женщин.
Народ не расходился до ночи. Уже в сумраке устанавливали мощные осветители, чтобы досконально обследовать весь прилегающий участок. Много было людей в погонах. Все понимали, что дело может обернуться для кого-то быстрым трибуналом, но вслух остерегались произносить такого рода догадки, оттого и версий про самопал сыпалось со всех сторон всё больше и больше – от греха, что называется: времена такие, что саботажников выбирать из толпы – дело привычное, и нет гарантии, что сегодня им не назначат тебя или твоего свата. Так что с самопалом оно как-то всем надёжнее выходило.
Николай кое-как стёр с лица въевшуюся через пот копоть и уже собирался домой, когда к нему сзади подошёл грузный человек с красным лицом, в штатском, и тихо произнёс:
– Доброго здравия, Николай Кузьмич.
– Тебе того же, Пётр Евграфыч, – резко обернувшись, ответил он Петьке Жирному.
– Слышал я, что ты тут всё грамотно организовал, пока Люся со своими не подоспела.
– Как учили, – хмуро ответил на комплимент Николай.
– Ты сам-то, часом, ничего подозрительно не заметил?
– Сказал бы уже.
– Сам с ночной, что ли?
– С ночной. Фёдор в день ушёл.
Мужчина кивнул. Затем прищурился недобро:
– А малой твой, что ж, тоже в день сегодня?
– Серёжка, что ль?
– Серёжка, Серёжка, ага.
– Захворал, мать дома оставила. А твой какой интерес до него-то?
– Да Гринька мой сказал, что Буранов опять с контрольной по арифметике схлюздил.
– А ты, Пётр Евграфыч, за своим следи. За моим я сам пригляжу, будь уверен.
– Видел его после смены-то?
– Видел. Сопливый весь. Иль ты думаешь, что это его рукоделие? А, Пётр?
Николай нахмурил жёсткие брови и открыто поглядел в переносицу Жирному, буравя его немигающим взглядом. На заводе поговаривали, что взгляд Кузьмича мало кто мог запросто вынести. Вот и Петька теперь отвёл глаза в сторону, проговорив:
– Не горячись, Коля, все знают, что твой малой – мастер на все руки. Мало ли, чем он был днём занят, пока батька его после смены отдыхает.
