пугаются.
– Что вы, дядя Алик! – промямлила я. – С чего вы взяли? Я просто…
Но он только махнул рукой.
– Проходи, проходи, Динуша! Давай на кухне посидим. Мы, советские люди, привыкли все за кухонным столом обсуждать.
Я разделась, сняла сапоги и пошла за ним. Дядя Алик сел на маленький угловой диванчик, предоставив мне возможность похозяйничать. Я миллион раз бывала в этом доме, знала, где что лежит, и быстро выставила на стол чашки, налила нам чаю, достала из холодильника молоко. Вымыла принесенные фрукты, выложила в вазочку халву.
Он равнодушно глянул на любимое лакомство, но, перехватив мой озабоченный взгляд, тут же попытался изобразить удовольствие:
– Ну спасибо, детка! Знаешь чем побаловать!
Сказал – и нам обоим стало не по себе. Я не сумела сделать вид, что верю этому фальшивому оживлению, а дядя Алик, вероятно, смутился вымученности своего тона.
– Вы мне так и не сказали, что случилось. Почему попали в больницу? – проговорила я.
Он помолчал, пожевал губами, потом вздохнул, словно решившись на что-то, и ответил:
– Небольшой сердечный приступ. Но ничего, обошлось. А вообще, у меня, детка, рак желудка. Ты не пугайся, – быстро проговорил он, заметив ужас в моих глазах, – врачи говорят, операбельный. Надежда есть, операцию скоро будут делать. Могли бы и раньше, просто смерть твоего отца… Сердце стало прихватывать, врачи боялись. Ведь уверен был, что Наиль меня будет хоронить. Я и старше его. А видишь, как вышло.
– Дядя Алик, а прогнозы…
– Нормальные прогнозы, детка. Это правда, я тебя не успокаиваю. Стадия не самая страшная. Завтра ложусь оперироваться. Поэтому и позвал тебя сегодня. Придется, конечно, по больницам помотаться, но это ничего. Я выносливый. Зоинька у меня – молодцом! Говорит, не отпускаю тебя – и точка! Ну хватит об этом. Хватит.
Дядя Алик отломил чайной ложкой кусочек халвы, подержал на весу, положил на место. Он заметно нервничал и никак не мог сказать то, что собирался. Я терпеливо ждала.
– Ты, конечно, не знаешь… Папа с октября не работал в «Мастерской».
– Как так – не работал? – растерялась я. – Почему?
– Решил отойти от дел и продал мне свою долю.
– Да нет, он не мог! «Мастерская» – это же… Это как ребенок для него!
– Мне ли не знать, детка! Наиль всегда говорил: отнять у меня «Мастерскую» – все равно что руку отрубить. Лет восемь назад нам предлагали продать ее. Хорошие деньги сулили, но мы и думать не думали! А в конце лета Наиль приходит и говорит: все, Алька, устал. Не хочу больше.
Я вскочила, с грохотом отодвинув стул.
– Вот хоть убейте – не верю! Он бы в жизни до этого не додумался!
– И я так считаю, – спокойно согласился дядя Альберт. – Он и не додумался.
Мы молча смотрели друг на друга. Внезапно у меня закружилась
