выезды на уборку урожая в колхозы и совхозы Всеволожского района и пригородные поля. До того времени, как выпал снег, удалось выкопать и вывезти 14,5 тыс. т картофеля, 31 тыс. т овощей и 1700 т капустного листа[307]. Но этого было недостаточно даже для нужд общественного питания, и Исполкому Ленгорсовета пришлось принять 19 октября 1941 г. решение о передаче предприятиям общественного питания 1405 т картофеля из семенного фонда[308].
Не надеясь на власти, ленинградцы сами искали пути и средства пополнения своих продовольственных запасов. Рискуя своей жизнью, они пробирались под обстрелом противника на поля, чтобы найти невыкопанный картофель и овощи. «Вчера снова видел, как сонмы людей из города с лопатами перерывали землю, разыскивая картофель, – записал в своем дневнике 9 октября 1941 г. красноармеец С. Ф. Путятов. – Видно, плохо им. Хуже, чем нам»[309]. В одном из донесений, поступивших 22 октября 1941 г. в штаб фронта, отмечалось, что «в расположении противника большая группа людей в гражданской одежде копала картофель. По группе был открыт огонь»[310].
Постепенно наступал голод, и его приближение отражалось в настроении и поведении населения, прежде всего тогда, когда это касалось добывания пищи. «На работе мне дали поручение регулировать питание работающих, – записала 22 сентября 1941 г. в своем дневнике начальник планового отдела 7-й ГЭС И. Д. Зеленская. – Нагрузка нешуточная, особенно принимая во внимание, до чего народ быстро озверел из-за желудочного кризиса. Этот голос желудка подавляет сознание даже у тех людей, от кого это трудно было ожидать. А удовлетворить всех почти невозможно. Обедов отпускают мало. Сменность, тревоги – все это отзывается и срывает нормальный ход вещей и недовольство клубится как едкий дым. Я каждый день срываю себе голос, уговаривая, объясняя, упрекая. Это правда, питание некоторым достается никудышное: тарелка чечевичного или макаронного супа без признаков жира и 400 гр. хлеба. А позаботиться о себе помимо этого готового пайка многие не умеют или не успевают. Но самое серьезное – это то, что никто за редкими исключениями не вспоминает о непосредственной причине этого оскудения. Когда я напоминаю людям, что мы в осажденного городе, мне отвечают: «Не агитируйте! А мы должны быть сыты!». Эта стена тупости для меня хуже всего прочего»[311].
Нечто похожее наблюдалось даже в тех рабочих коллективах, которые находились на привилегированном снабжении по причине выполнения ими оборонных заказов. Главный инженер завода «Судо-мех» В. Ф. Чекризов передает в своем дневнике наблюдения по этому поводу: «14 октября 1941 г. В связи с заказом завод переведен на тыловой паек. Настроение приподнялось. Нужно видеть, как реагирует наша публика. Старается есть побольше и, что не сможет съесть, забрать с собой. Черт его знает, какая едовая горячка появилась. Только и думают о еде. За столами, где питается администрация, берут по
2-3 вторых, едят, берут с собой. Впечатление такое, что никогда не ели. Как мелочны эти старые интеллигенты. Вся культурность
На защите Невской твердыни. С. 206.
Блокада рассекреченная. С. 200.
Архив Большого Дома. Блокадные дневники и документы / сост. С. К. Бернев, С. В. Чернов. СПб., 2004. С. 362.
Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. С. 222.
«Я не сдамся до последнего…». Записки из блокадного Ленинграда / отв. ред.
B. М. Ковальчук; сост. В. М. Ковальчук, А. И. Рупасов, А. Н. Чистиков. СПб., 2010.
C. 29.
