изгнать из голоса осуждающие нотки.
– Мне нельзя за руль, сама отвези. – Она порылась в сумочке и кинула ключи. Забыла, что мне четырнадцать.
– Позвони дяде Рэю!
– Нет.
– Мама! – Дейви уже всхлипывал. – Помоги мне!
Старр посмотрела на него и наконец увидела, как он придерживает у локтя руку.
– Господи!
Бросилась к Дейви, по пути ударившись голенью о кофейный столик, и села на корточки.
– О, прости! Мамочка не хотела!
Чем дальше, тем больше она расстраивалась, из носа у нее потекло. Движения были резки и бессмысленны. Дейви отвернулся.
Она обхватила руками живот, скорчилась на полу у дивана, принялась раскачиваться и бить себя по лбу кулаком.
– Господи, что делать, что делать?!
– Я звоню дяде Рэю.
Дейви продиктовал номер, и я позвонила Рэю на работу. Полчаса спустя он приехал. Губы сжаты в тонкую линию.
– Я нечаянно… – Старр протянула вперед руки, точно оперная певица. – Несчастный случай. Поверь!
Никто ей не ответил.
Старр монотонно всхлипывала, а мы повезли Дейви в травмпункт, где ему вправили и зафиксировали плечо. Мы выдумали историю, как он играл у реки и неудачно спрыгнул с камня. Даже мне она казалась идиотской, но Дейви взял с нас слово, что мы не выдадим Старр. Даже после всего случившегося он по-прежнему ее любил.
Пасха. Прозрачное, как хрусталь, утро, когда различаешь каждый кустик и валун на горе. Воздух так чист, что трудно дышать.
Старр готовила окорок, запихивая гвоздику в маленькие разрезы. Она каждый день посещала собрания анонимных алкоголиков и не пила уже две недели. Мы старались изо всех сил, глядя на перевязанную руку Дейви.
Старр поставила окорок в духовку, и мы все, даже дядя Рэй, поехали в церковь. Правда, он на минуту задержался у машины, чтобы покурить травку; когда он сел между Оуэном и Старр, я почувствовала запах.
Я хотела помолиться и снова ощутить присутствие высшей силы, которая обо мне заботится, но ни в этой церкви из шлакобетона, ни в руинах своей души больше ничего не находила. Старр подалась вперед, глядя на поникшего Христа на кресте персикового дерева, дядя Рэй чистил ногти армейским ножом, а я ждала, когда начнут петь.
Потом мы остановились на заправке, и дядя Рэй купил ей белую лилию, символ новой жизни.
Дома все пахло окороком. Старр накрыла стол: суп-пюре из кукурузы, консервированные кольца ананаса и булочки из супермаркета. Мы с Рэем не смели взглянуть друг на друга. Ковырялись в тарелке, хвалили Старр за обед. Рэй заметил, что преподобный Томас был сегодня в ударе. Главное – не смотреть друг на друга. Я изучала вазочку с мятным мороженым и мармеладным драже и белую лилию в горшке, обернутом фольгой. Мы не были вместе с тех пор, как отвезли Дейви в травмпункт. Ни о чем не разговаривали.
До самого вечера смотрели по телевизору пасхальные передачи с розовощекими проповедниками-евангелистами и певчими в одинаковых атласных
