меня, они живут в низинах.Кровавый факел я зажег над бездной.
Звездою дальней блещет на вершинах.
Я позову теперь к вершинам брата.
Пусть зазвучат им дальние намеки.
Мой гном, мой гном, возьми трубу возврата!..
И гном трубит, надув худые щеки.
Вином волшебств мы встретим их, как маги.
Как сон мелькнет полет столетий быстрый.
Подай им кубки пенно-пирной влаги,
В которой блещут золотые искры.
Колпак слетел, но гном трубит, как сонный.
В провал слетели камни под ногою.
Трубою машет. Плащ его зеленый
Над бездною полощется седою…
Шепну тебе: из стран обетованных
В долину скорби суждено уйти им…
…
…
…
…
Цветами, гном, осыпь гостей желанных,
Зеленый плащ под ноги расстели им[473].
Поставил вина изумрудного кубки.
Накрыл я приборы. Мой стол разукрашен.
Табачный угар из гигантовой трубки
На небе застыл в виде облачных башен.
Я чую поблизости поступь гиганта…
К себе всех зову я с весельем и злостью.
На пир пригласил горбуна-музыканта.
Он бьет в барабан пожелтевшей костью.
На мшистой лужайке танцуют скелеты
В могильных покровах неистовый танец.
Деревья листвой золотою одеты.
Меж листьев блистает закатный багрянец.
Пахучей гвоздикой мой стол разукрашен.
Закат догорел среди облачных башен.
Сгущается мрак… Не сидеть же во мгле ведь!
Поставил на стол я светильников девять.
Пришел, нацепив яркоогненный бант,
Мастито присев на какой-то обрубок,
От бремени лет полысевший гигант,
И тянет вина изумрудного кубок[474].
P. P. S. Как Вам нравится «Драма Жизни» Кнута Гамсуна?[475]
21. Метнер – Белому
Н. Новгород 27 февраля 1903 г. (накануне полнолуния).
Оба Ваши письма (VIII от 30 января и IX от 14 февраля) я получил, глубокоуважаемый и дорогой Борис Николаевич! Последнее Ваше письмо пришло вместе с февральским номером «Нового Пути», что и помешало мне Вам вскоре ответить. С Вашей рецензией о Драме Жизни[476] я согласен во всем, что касается производимого драмою впечатления, «нуменального»; но как драма, как форма, эстетически, это произведение Кнута Гамсуна не нравится мне; от Пана[477] я был в диком восторге. Читая Драму Жизни, я восхищался редко, моментами, и часто (простите), очень часто зевал от скуки. На обороте этой страницы Вы прочтете стихотворения одного декадентского савраса из местных жителей[478]. Я не читаю Пшибышевского (Шибздик); читает его Анюта
Четвертое стихотворение цикла Белого «Возврат», опубликованного в «Альманахе книгоиздательства „Гриф“» (М., 1903. С. 48–49); в книгу Белого «Золото в лазури» вошло как первое стихотворение одноименного цикла, с вариантами: строфа IV, ст. 2: «Как сон, мелькнет поток столетий быстрый»; строфа V, ст. 1: «Колпак слетел, но гном трубит – ученый» (
Первая публикация – в «Золоте в лазури», где текст разделен на двустишия; вариант (строфа IV, ст. 3): «Сгущается мрак… Не сидеть нам во мгле ведь?» (Там же. С. 136–137).
См. примеч. 11 к п. 12.
См. примеч. 13 к п. 12.
См. примеч. 5 к п. 7.
Имеется в виду поэт, прозаик и драматург Иван Сергеевич Рукавишников (1877–1930), уроженец Нижнего Новгорода, с 1896 г. печатавшийся в «Нижегородском Листке». На обороте – гранки (в рубрике «Отголоски печати») под заглавием «Поэт-декадент»: «А. Измайлов в „Новой Иллюстрации“ делает разбор сборнику „трудов“ поэта-декадента И. С. Рукавишникова и в целом ряде выдержек из „стихов“ изобличает „вывих дарования“ г. Рукавишникова». Далее приводятся пространные цитаты из «Стихотворений» (Кн. 2. СПб., 1902) Рукавишникова с оценками Измайлова и отсылкой к «Макбету» Шекспира: «Да, это все пузыри земли, пузыри литературы, от которых не останется ничего, как только дунет свежий ветерок». В гранках излагается статья А. А. Измайлова «Непомерные претензии» (Новая Иллюстрация. 1903. № 8. С. 61–63).
