Ты еще спрашиваешь?
– Разумеется, спрашиваю. Я тщеславен, как все художники, просто некоторые считают нужным это скрывать. Я думаю, мы заслужили по кувшину хорошего вина, но вся беда в том, что я по милости этого гнусного лекаря не держу его в доме. Бегу от искушений, знаешь ли, но сегодня можно все. Ученик, ты пойдешь в лучшую таверну и раздобудешь нам лучшего вина, мы зажжем свечи и устроим себе праздник.
Диамни расплылся в невольной улыбке – радость учителя всегда его захватывала. Но какая картина! Ушедшие боги, какая картина!
4. Мастер
Лучшее вино в Гальтарах подавали в «Белой Ласточке». Диамни едва не рассказал хозяину таверны о картине, но сдержался. Во-первых, «Уходящие» еще не завершены – небо не прорисовано, и в нем не парила серая чайка Унда, а во-вторых, молодой художник отнюдь не был уверен, что монахи будут счастливы увидеть Абвениев такими. Лучше всего, если первыми зрителями станут братья Раканы. Если понравится анаксу, никто не посмеет сказать слово поперек.
От мыслей о Лэнтиро и его творении художника отвлек звук свирелей и барабанный бой. Диамни и не заметил, как дошел до храма Ветра, где пришлось задержаться, пропуская процессию. Художник знал от Эрнани, что Беатриса Борраска, супруга стратега Лорио, каждый вечер молится о здравии ушедшего на войну полководца и победе его меча. Художник поудобнее перехватил оплетенный веревками бочонок и от нечего делать принялся рассматривать процессию, которой предстояло трижды обогнуть здание.
Первыми шли Беатриса и сопровождавший ее Ринальди Ракан. Личико эории светилось восторгом и надеждой, эпиарх откровенно скучал. Диамни слышал, что Ринальди терпеть не может монахов и свои обязанности наследника, а тут бедняге приходится с серьезным видом гулять вокруг храма. Художник отступил в тень – попадаться на глаза эпиарху, когда тот злился, было небезопасно: и без того вспыльчивый и резкий, он превращался в сущего демона. Знал ли об этом выскочивший перед самым носом Беатрисы эсператистский проповедник, осталось тайной.
Юная женщина отшатнулась и замерла, испуганно распахнув и без того большие глаза. Эсператист вытянул худую, покрытую язвами руку, целясь куда-то между эпиархом и эорией, и возопил:
– Я вижу тебя насквозь, отродье Беды! Ты носишь в себе Зло. Покайся! Создатель все про всех знает! От него ничего не скроется! Что б ни свершил и ни замыслил смертный, если он не открыт Творцу и слугам Его, не ждать ему милости за гробом. Все зло на свете от лжи пред лицом Его!
Исступленные вопли завораживали. Смысла в выкрикиваемых оскорблениях и угрозах не было никакого, но люди медленно пятились от беснующегося проповедника и замерших у входа в храм мужчины и женщины.
– Для Него твоя ложь – шелуха! – надрывался проповедник, тыча пальцем куда-то вперед. – Твое сердце чернее ночи. Ты – зло и вместилище Зла! Ты – проклятье Кэртианы, ты…
Ринальди метнулся вперед, подхватил тщедушное извивающееся
