«феодальных войн». Громкие разоблачения (кстати, затем «спущенные на тормозах») по Узбекистану, Молдавии, Таджикистану и другим регионам, разразившиеся в период горбачевской «перестройки», производят впечатление «очищения». При этом затеняется то факт, что расследование коррупции в Узбекистане, и даже в Москве началось еще при Брежневе. Было ли обо всем этом известно в ЦК еще раньше, чем началось расследование? Об этом недвусмысленно сказал Горбачев: «В Узбекистан не раз выезжали работники союзных органов, включая работников ЦК, которые не могли не заметить происходящего. О негодных порядках с возмущением писали в центральные органы трудящиеся республики. Но должного рассмотрения эти сигналы не получили»[48]. Почему? Горбачев не ставит этот вопрос и, тем более, не пытается на него ответить.
Не говорит он и о том, какая судьба постигла жалобщиков.[49] Не рассказывает, как происходили, визиты эмиссаров центра: повсюду (в том числе и в Ставрополе, где он был «первым») были выстроены дворцы для приемов с банкетными и биллиардными залами, с бассейнами и саунами, где их ублажали за государственный счет всем, вплоть до женских ласк.[50]
Красочно описывались в «перестроечной» печати приемы (ныне «опального боярина») – генерала Чурбанова, зятя Брежнева (естественно для нашей печати, после смерти Брежнева).[51]
Волна разоблачений, прокатившаяся по Узбекистану, Таджикистану и другим республикам Средней Азии в 80-х годах, высветила фантастические суммы, найденные следователями у «первых» в районах и областях: миллионы рублей, десятки килограмм золота и драгоценностей… А сколько еще осталось в тайниках? Чурбанов не выдал ни копейки.[52]
Разоблачения сопровождались массами самоубийств. Были ли это действительно самоубийства? Цвигун, супруги Щелоковы и другие слишком много знали. Их нельзя было судить даже нашим «открыто-закрытым» судом.[53]
«Застрелились» и министр Эргашев и ряд других работников МВД Узбекистана.
Арестованы были четыре секретаря ЦК, председатель Совмина, семь «первых» областей, множество «первых» районов и других аппаратчиков.
Приход каждого нового властителя после Сталина сопровождался охаиванием предшествующего периода («культ личности», затем период «субъективизма», потом «застойный период») и декларированием «возвращения к ленинским нормам» и «очищения», хотя по существу ничего не менялось, и измениться не могло.[54] Сталин был умнее: он ненавидел Ленина, но постоянно его возвышал, тем самым возвышал себя как преемника Ленина.
Феодальная структура «социалистического» общества становится все очевиднее, все чаще в нашей печати мелькают намеки на крепостное право, барщину, оброки… То, что сейчас носит название «номенклатуры», «нового класса», это и есть современное дворянство.[55]
М.Горбачев. Политический доклад ЦК КПСС XXVII съезду КПСС. Политиздат, М 1986, с.103
Отдельные случаи попадали в печать даже при Брежневе. Так, в Молдавии ма., ть четырех детей, член партии и член бюро райкома учительница Л. упрекнула «первого» района, что он покрывает воров и расхитителей. Тут же ее обвинили… в поджоге соседского дома! На суде ей предложили… доказать, что не она подожгла дом! В 1968 г. Верховный суд Молдавии осудил учительницу Л. на полтора года лагерей. Когда впоследствии фальсификация была вскрыта (конечно, свой срок она отсидела), прокурору района было «указано», следователю, который вел дело, был объявлен выговор, но вскоре после этого он получил благодарность и денежную премию. (П. 12.10.71.). После начала «перестройки» такими сообщениями наполнилась вся печать. Конечно, нет никакой возможности их перечислить и я приведу только некоторые примеры. В 1980 г. учитель Дильмухаметов (Узбекистан) написал жалобу в Прокуратуру СССР с разоблачением взяточников и покрывателей тяжких преступлений. Послал в сентябре, а уже в декабре против него было возбужден о уголовное дело (клевета). Дильмухаметов поехал в Москву, но там его задержала специально высланная группа работников милиции и доставила под конвоем обратно. В августе 1981 года он был осужден к 5 годам лагерей. Верховный суд СССР оставил приговор в силе! В 1983 г. Дильмухаметова освободили по амнистии, но только в 1985 году он был реабилитирован. За незаконное осуждение Дильмухаметова прокурор Ферганской области получил выговор (ЛГ. 18.9.85.)
И это – счастливые исходы. Многие платили жизнью, как инструктор обкома партии в Чарджоу, убийство которого было организовано полковником милиции. Там работники милиции занимались… грабежами. А работник ЦК Таджикистана говорит, «совсем недавно здесь могли лишить свободы любого, на кого пальцем укажут» (П. 28.1.87.)
«За плотно занавешенными окнами темных и просторных спален предавались нехорошим пьяным утехам ответственные работники края, где случаи самосожжения униженных молодых женщин стали делом обычным, только за первое полугодие 1988 года в одной Сурхандарьинской области подожгли себя 16 девушек» (Т.12.1.89). Обратите внимание! На третьем году после «апрельской революции» и «перестройки»!
«Вернувшись к себе домой на ул. Щусева, он (Чурбанов) с удивлением обнаруживал в карманах, в коробках с фруктами, в портфелях и чемоданах новенькие банкноты и даже не мог вспомнить от кого и когда их получил. Все смешалось в голове Юрия Михайловича: генеральские мундиры, водка, шумные застолья, азиатские лица, червонцы и звуки военных маршей. Он рассеянно раскладывал деньги по ящикам своего рабочего стола, сам еще недостаточно хорошо понимая, что он будет делать с такой прорвой хрустящих бумажек» (0.1989).
Очень много откликов вызвал судебный процесс по делу некоторых работников МВД Узбекистана и Чурбанова вследствие ряда странностей, которые здесь невозможно перечислить. Непонятна «первая роль» Чурбанова… Было объявлено, что процесс будет широко освещаться, но шел он фактически при закрытых дверях, по особым пропускам… Приговор произвел странное впечатление, и особенно – старательные однообразные объяснения в «Правде» (21.1.89.) и других центральных газетах об исключительной законности процесса.
Замминистра МВД Узбекистана Давыдова нашли 17.5.85. в палате госпиталя с тремя пулевыми ранениями в голову! Первая пуля раздробила челюсть, вторая застряла в затылке и после этого он «нашел в себе силы» выстрелить в висок! Рекорд для Гиннеса! Похоже ли это на самоубийство? Но следователи даже не стали выяснять, откуда у него в госпитале появился пистолет.
Следователь по особо важным делам прокуратуры СССР В. Олейник после утверждения Верховным Советом СССР в июле 1989 года нового руководства прокуратуры был вынужден подать в отставку. В обширном интервью по этому поводу он сообщил, что при следствии по делу московских торговых работников «были обрублены все связи наших подследственных с отдельными советскими, хозяйственными, партийными функционерами» (иначе говоря, следователям не разрешили пойти по следам «дани», отправляемой в высшие сферы руководства страны). По его словам, «трегубовщина» (выше уже указывалось, что Трегубое был руководителем Московской торговли), «да еще и окрепшая, существует и. поныне, но с конца 1987 года практически прекратилось расследование дел о хищениях и взятках в торговле». Он говорит, что сейчас повысилась цена за назначение на должности, за продвижение по службе, за выделение фондов и т. д. «Кое-кто из высокопоставленных взяточников продолжает делать карьеру». По поводу начавшихся еще при Брежневе расследований дел о взяточничестве, хищениях и приписках в Узбекистане В. Олейник рассказывает: «Оказывается велась беспринципная борьба за власть. Люди компрометировались как взяточники, наркоманы, растлители. Для наиболее упорных создавались средневековые казематы, где издевались над жертвами… Убежден, что среди осужденных немало безвинных. Реабилитированы же единицы. Кстати, похожим образом развивались события в Краснодарском крае, Азербайджане, Казахстане, да и в Москве» (АиФ, 1989, N 50). Это интервью компетентного человека подтверждает, что: 1) многие судебные дела – современная форма феодальных войн за власть и феоды; 2) следы, ведущие на самые верхи власти, обрубаются; 3) в период «перестройки» все остается no-прежнему.
«Новая каста обособлялась, отделялась социальными перегородками, получала все новые и новые привилегии, а в общественном сознании вместо неприятия и протеста вызревало желание следовать за «особыми», приноравливаться и подлаживаться и хоть чем-то попользоваться от близости и угодничества»(СР. 15.11.87.)
