чтобы пропитаться. Благодаря такому раскладу, я с малых лет умел неплохо готовить, печь, солить. Конечно, у нас не было никаких холодильников в то время и вопросы консервирования на всю семью, также были на мне с мамой. Мы приготовили большую мамалыгу (кукурузную кашу), «муждей» (толченный чеснок), яичницу, соленые помидоры и огурцы, летний зеленый салат с луком, укропом и щавелем и по стакану кефира на брата. Хотя времена изменились и мы стали лучше жить, на столе по прежнему не оставалось ни крошки хлеба, ни капли жира или еще чего-нибудь, в кастрюлях. Поэтому убирать было не сложно, как правило, эта обязанность была тоже на мне. Потом, еще раз, готовили ведро еды для свиньи, собаки и что-нибудь на второй день для кур и кроликов, которыми мы обзавелись недавно и которые уже быстро размножались. После всего этого шла уборка, где в первую очередь наш громадный стол натирался солью, потом смывался горячей водой и вытирался шершавой тряпкой, потом насухо вытирался сухой тряпкой. После этого шла стирка, как правило каждый день, потому что люди работали в поле, много пыли, грязи, а у нас чистота и санитария была на очень почетном месте. Конечно, для стирки кроме мыла, у нас не было никаких стиральных машин, порошков, или стиральных жидкостей. Но по воскресеньям стирки не было. Я с малых лет понял, как тяжело работать мамой, где результата труда никогда не видно. Ведь все, что готовится моментально съедается, все, что стирается опять загрязняется, самой идеальной уборки на долго не хватает. Все, кто тебя окружают, очень быстро привыкают к такому раскладу и воспринимают, что для мамы, это как хобби. На самом деле – это ответственная и тяжелая работа, и мы когда выходили в поле, нам казалось, что вышли на отдых, хотя там тоже приходилось напрягаться физически, и не мало.
Так или иначе, не прошло и трех часов на выполнение наших привычных обязанностей. Все пошли спать, Иван пошел в клуб. Уже было темно. Я с мамой сели за маленький столик в сарае и зажгли лампу.
5. КАК Я РОДИЛСЯ
– Ты, действительно, мне очень тяжело достался, – начала мама, – цыганка правду сказала. Ты хорошо сделал, что поделился с ними хлебом, дал деньги и похвалил ее ребенка. Люди вообще боятся цыган, но тебе нечего их бояться. Они никогда тебе плохого не сделают. Они чувствуют, кто к ним хорошо расположен. Может случиться, что через 20-30 лет ты будешь совсем далеко отсюда, и к тебе подойдет цыган или цыганка и скажет, что знает, что ты когда-то поделился с цыганами последним куском хлеба, хотя сам был голодным и отдал свои последние деньги. Как они это знают, или чувствуют – никто не понимает. Это, как будто, они на тебя свою печать ставят, они ее видят, а мы ее не видим. Они живут как дикие люди, всегда бедные и голодные, всегда плохо одетые и грязные, им это нравится, это у них норма жизни, никто их никогда не изменит. Они делают что хотят, говорят, что думают, сквернословят, они очень крепкие, не болеют, а если кто-то заболел, они лечат своими средствами, травами и словом. Когда я была беременна тобою, голод только начинался. Люди еще не знали, что их ждет впереди и помогали нам, потому что видели, как нам тяжело. Нана
