style="font-size:15px;"> – Ну, так я не упомню… Такие… заманчивые. А после того случая я стал ее бранить, дескать, ты уже не маленькая, тебе уже 13 лет, а она мне ответила: «Что я стану делать, когда он вяжется ко мне, призвал меня к себе, обнял и стал целовать». При этом добавила: «Ну его к черту, он мне надоел, отправь меня лучше в Сестрорецк».
– Пристав, подайте, пожалуйста, трубу с кухни, – обратился Иванов к Рейзину и когда тот принес обрезок газовой трубы, показал его приказчику, – Скажите, Беккер, а вам знакома эта труба?
Приказчик мельком взглянул на неё:
– Да, обрезок валялся на кухне, за плитой. Вы думаете, это им её? … Скажите, – вдруг спохватился он, а вы нашли саррочкино портмоне?
– Что за портмоне? – тут же уточнил Иванов.
– Ну, такое, детское, из плюша с вышивкой. Она его всегда с собой носила, там и денежки свои держала.
– И много денег?
– Да нет, что вы, – замахал руками приказчик, – сущая ерунда, на леденцы… копеек 50, не больше.
Но никакого портмоне ни рядом с трупом, ни в карманах одежды погибшей, ни вообще где-либо в квартире найдено не было.
Илья Беккер еще долго причитал, шумно сморкался, но ничего существенного больше сообщить не смог.
– Итак, что мы имеем, – решил подытожить начало расследования прибывший на место преступления следователь прокуратуры.
Александр Францевич Сакс был крупным, холёным, в меру ретивым блондином, с тем своеобразным апломбом, что так был присущ известной части остзейских баронов. Он был еще молод – 31 год – не так давно закончил юридический факультет столичного университета и весь горел служебным рвением, возможно, показным. С первого взгляда на этого помощника прокурора чувствовалось, что он имеет хороший жизненный план, от исполнения которого не отойдёт ни на йоту и никаким жизненным обстоятельствам, случаям и препонам не позволит себе помешать.
Сейчас Сакс закончил составление протокола осмотра места преступления и собрал сыщиков в штатском, пристава, приехавшего полицейского врача Горского в одной из задних комнат кассы, чтобы провести по его собственному выражению «летучее совещание». Поскольку комната была нежилой и стульев там оказалось всего два, присутствующие разместились кто где смог: на подоконнике, на тумбочке, а пристав вообще опустил свой крепкий зад на хрупкий ломберный столик.
– Уголовное дело возбуждено, я назначен следователем, – буднично начал Александр Францевич, – Работать будем много, но быстро и в хорошем контакте, – Сакс стрельнул глазами в сторону пристава и Рейзин понимающе кивнул в ответ, – Господин пристав, начнём, пожалуй, с Вас: что там у нас относительно паспортного режима семьи погибшей? Как-никак, семья из иудеев…
Рейзин живо привстал, одёрнул обшлаги своего синего полицейского кителя. Он, видимо, чувствовал себя чрезвычайно польщенным тем обстоятельством, что следователь
