Не нужно простаивать без дела, ведь никогда не знаешь, что может на тебя обрушиться.
– Я не буду, – пообещала я, обрадованная ее настойчивостью.
Она откинулась на спинку кресла.
– Ты мне напоминаешь кое-кого, с кем я когда-то была знакома.
– Правда?
Это признание показалось мне невероятно лестным, и я ждала, чтобы Квик продолжила, но лицо ее омрачилось; она сломала пополам сигарету, оставленную на бортике пепельницы.
– И как вам Лондон? – поинтересовалась Квик. – Вы приехали сюда в шестьдесят втором. Вам нравится здесь жить?
Я оцепенела. Она наклонилась вперед.
– Мисс Бастьен. Мы не на экзамене. Мне действительно интересно ваше мнение. Что бы вы ни сказали, об этом никто не узнает. Обещаю и клянусь.
Я бы никогда не стала говорить об этом вслух. Возможно, всему виной джин, или ее открытое лицо, или тот факт, что она не посмеялась над моей мечтой о писательстве. Может, сказалась присущая юности уверенность в себе или свою роль сыграл этот портье Харрис, но тут меня словно прорвало.
– В жизни не видела такую уйму копоти, – выпалила я.
– Да, местечко грязное, – смеясь, согласилась она.
– В детстве, в Тринидаде, нам всегда внушали, что Лондон – волшебная страна.
– И у меня та же история.
– А вы разве не отсюда?
Она пожала плечами:
– Я живу здесь уже столько, что с трудом могу вспомнить, как жила где-то еще.
– Они заставляют вас думать, что в Лондоне порядок, что здесь изобилие, честность и зеленые поля. Расстояние все уменьшает.
– Какое расстояние вы имеете в виду, мисс Бастьен?
– Ну, королева правит Лондоном, а Лондон правит вашим островом, а значит, Лондон – часть вас.
– Понимаю.
Мне все же казалось, что Квик не поняла, и я продолжила:
– Вы думаете, что люди здесь узнают вас, потому что тоже читали Диккенса, и Бронте, и Шекспира. Но я не встречала никого, кто мог назвать хотя бы три шекспировских пьесы. В школе они показывали нам фильмы об английской жизни – шляпы-котелки и автобусы мелькали на беленой стене, служившей нам экраном, – а снаружи мы не слышали ничего, кроме кваканья лягушек. Зачем нам вообще все это показывали? – Я стала говорить громче. – Я-то думала, здесь у каждого есть титул «достопочтенный»…
Я осеклась, испугавшись, что говорю слишком много.
– Продолжайте, – сказала она.
– Я думала, что Лондон означает процветание и гостеприимство. Возрождение. Славу и успех. Я думала, уехать в Англию – все равно, что выйти из моего дома и оказаться на улице, пусть и на чуть более холодной, но все же в таком месте, где beti[12] с мозгами могла бы жить по соседству с королевой Елизаветой.
Квик улыбнулась.
– Вот о чем вы думали.
– Иногда ни о чем другом думать не удается. Холод, сырость,
Дочь (
