ты! – Он погладил жену по волосам. – Чайка моя… чайка розовая.
Марья Дорофеевна зазвякала посудой.
– Давай к столу.
Отойдя от окна, Северьяныч открыл холодильник и с молчаливым остервенением нахлестал себе водки. Позвенел, поиграл тёмно-ореховым ногтем по граненому стакану.
– Надоело на заводе! Сдохну от скуки. Или сопьюсь.
– Ну, так не пей. Сколько держался! Я не могла нарадоваться…
– И я бы рад, да только это… врачи рекомендуют. Храбореев кисловато улыбнулся. – Без водки, говорят, нельзя на Севере…
– Ну, конечно! Не один уже без водки помер тут!
– А ты как думала? Мне мужики в курилке рассказали. Доктор в морге показал два трупа. Один покойник пил, а второй – ни капельки… Доктор говорит, вот, посмотри, какие вены у того, кто пил – эластичные, будто резиновые. А вот, глядите, мол, какие вены у того, который берёг своё здоровье…
Жена поморщилась.
– Фу, ну что ты за столом болтаешь? Как самому-то не противно?
– Противно, – тихо сказал он о чем-то своём. – Только начинаю привыкать, вот что печально.
Слепое раздражение просило выхода. Собираясь выпить и закусить, он вдруг отодвинул тарелку, на которой колыхался кусок бледновато-розового мяса.
– Оленина опять не доварена! Сколько тебе говорить?
Женщина в недоумении заглянула в кастрюлю. Потыкала вилкой.
– Я хорошо варила. Долго.
– Переварила, значит!
Жена от растерянности выронила вилку – та зазвенела, покатилась по полу.
– Вот и угоди тебе, – сказала, наклоняясь.
Он глазами впился в её затылок.
– Что ты вечно стараешься, чтобы слово твоё было последним?
– Ну что ты! – Марья Дорофеевна выпрямилась. Вилку на стол положила. – Не дай же бог, чтобы слово моё было последним. Я пожить ещё хочу.
– Ты прекрасно понимаешь, о чём я… – Он ещё больше разгневался. – И не надо со мной таким тоном… Говоришь, ё-моё… как с придурком лагерным.
Женщина вздохнула, опуская глаза.
– Всё. Молчу.
– Давно пора.
Он жадно выпил водки. Кадык утробно ухал, загоняя глоток за глотком. В груди полыхнуло ядовитым пожаром. В голове загудело. Он зубы затиснул от радости. Походил по квартире. Ладонью провёл по ребрам: что-то болело там, саднило… «Что надо, чёрт возьми? Отличная квартирка. Светлая, теплая. И обставлена – не хуже, чем у людей. И деньги лежат на книжке. Хорошо можно скататься в отпуск на материк. Что надо-то? – спрашивал себя. И отвечал: – Воли! Воли надо!»
Шикарные фотообои, уже заметно потускневшие, привлекли внимание Антона Северьяныча. Он постоял, разглядывая реки и озёра. Посмотрел на остроконечную вершину какой-то крутой горы, на которую карабкалась фигура путника, похожего на муравья.
«Вот так и я… – подумал он, – застрял на одном месте… Ищу виновных…»
Отвернувшись
