ее в Сочи, и там случились и самые горячие дни, и бессонные ночи. Розочка опять превратилась в красавицу. Фира плакала и молилась и на могиле Натана часами рассказывала ему о том, как все славно, и Розочкина работа, и про ее друга, хорошего человека (о том, что хороший человек был глубоко женат, Фира Натану не рассказала), и про Черное море, и про яркие Розочкины платья и лаковые туфельки, и про хороший Розочкин аппетит.
– Успокойся, Натан, все у нас слава Богу! – кривила душой бедная Фира. Но счастье и ее призрачный покой были недолго. Жена Розочкиного артельщика их, конечно, вычислила и, неразумная, написала на мужа донос – о всех его делишках и, конечно, левых приработках. Не забыла и про Розочку, сделав ее соучастницей всех его нескромных дел. Сел сам фигурант, и туда же попала Розочка – ей вспомнили первую судимость.
Фира снова выжила и опять писала дочери письма. Натану про это она ничего не рассказала, просто молча прибирала могилу. Вернулась Розочка через четыре года, без зубов, разбитая, больная. Павла отпаивала ее зверобоем и прочими травами. А та опять пила крепкий чай и тянула папиросы. Есть почти не могла – желудок болел так, что часами валялась скрюченная на диване. Фира, уже почти слепая Фира протирала ей овощные супы и распаривала под подушкой каши.
Вот тогда-то и отвела соседка Павла Розочку в церковь.
– Креститься надо, дочка, не смотри на то, что ты другой веры, окрестись!
– Да какой я веры, тетя Паша? У евреев таких детей не бывает, так что нет у меня ни нации, ни веры.
Крестила Павла Розочку в маленькой сельской церкви, где когда-то жила родня доброй Павлы и даже остался полусгнивший дом Павловой тетки. Розочке так понравилась деревня с названием Грибановка, и старый наследный Павлин дом, и заброшенный яблоневый сад, и маленькая, в один купол, церквушка, и батюшка отец Сергий – бездетный вдовец, человек мягкий и добросердечный. Тут впервые Розочку не ругали, не мучили и не причитали над ней. Ее просто жалели и ничего не хотели взамен. Розочка ездила в Грибановку два года и даже пела в хоре – вдруг у нее обнаружился не сильный, но глубокий голос и прекрасный слух. А на третий год она вышла замуж за регента церковного хора – человека немолодого, тихого и доброго, и перешла в его светлую избу в чем была – с легкой парусиновой сумкой через плечо.
Почти в сорок (Фирины гены!) она родила дочку, а через два года еще и мальчика. Фиру она, конечно, забрала к себе, но помощница из нее была уже никакая. И еще Розочка научилась варить супы и печь пироги. Хозяйка она была неважная, но в доме у нее было чисто.
– Устала я от грязи, – говорила она.
Матерью она была трепетной, но строгой. Больше всего боялась детей забаловать, а вот женой стала покорной и молчаливой. Как-то старая Фира, предчувствуя, видимо, свой скорый конец, попросила дочь свозить ее в Москву, на кладбище к Натану. Фира долго сидела на старой, почерневшей от времени, скамейке и подробно рассказывала Натану про чудесную Розочкину жизнь, про внуков
