соседка (а ей было под восемьдесят) напугалась смертельно.
Она вызвала меня на строго секретный, сугубо доверительный разговор, показала бумаги, спросила, что делать. Елизавета Григорьевна опасалась, не осерчают ли российские власти, если она вступит во владение наследством. Как поется в пьесе Галича на сходную тему: «Культ – не культ, а чего не случается!»
– Вы же бываете за границей, скажите, как поступить?
Я не знал, что посоветовать. Помню, предложил переехать в Ригу – это Елизавете Григорьевне не понравилось. Она попросила меня съездить туда, разобраться с ее бумагами, помочь. Я отказался: много дел, нет времени. Да и не хотелось мне, честно говоря, сидеть под низким абажуром, вечера проводить со страстной хозяйкой. Извинился и ушел.
И тогда появился Миша Жульман.
С его матерью Елизавета Григорьевна училась в киевской школе, потом случайно встретила былую подружку в московском метро. И вот сын школьной подружки стал навещать старую даму в Трехпрудном.
Миша было лет сорок, он был среднего роста, спортивной складки, рано поседевший, с пронзительным взглядом, цепким рукопожатием, ослепительной улыбкой. Он стискивал вам руку, смотрел прямо в глаза, спрашивал о здоровье. Он был неравнодушным человеком, этот Жульман. Его мать жаловалась, что Миша поздно себя нашел – но пришла пора, и нашел все-таки. Миша стал художником-оформителем в одном из тогдашних модных журналов: меха, модели, бижутерия – все то, чего нам недоставало при советской власти, чего так хотелось в небогатом московском быте. Миша отстаивал стиль жизни нарождавшейся буржуазии, придерживался прогрессивных взглядов. В те годы разговоры в салоне Зинаиды Григорьевны стали более вольными, и Миша, либерал и демократ по убеждениям, украсил салон. Я помню, как Миша произносил слова «достойная жизнь», у него это получалось очень выразительно. Заходила речь о нехватке продуктов, дурной жилплощади, сталинских лагерях, и Миша всегда оказывался кстати со своей репликой о «достойной жизни».
Старая дама полюбила его требовательной любовью, ей и нужен был такой: молодой, преданный, с убеждениями. И новый фаворит не уклонялся от обязанностей, отдавал себя без остатка. Он появлялся с букетом в вечернее время, радовал сюрпризами – билетами в театр, тортом, приглашением в кооперативный ресторан. К юным прелестницам так не торопятся на свидания, как торопился Миша Жульман на свидания с Сойкиной. Несколько раз я видел, как он вбегает в подъезд, взволнованный, быстрый. Не знаю, как следует квалифицировать их отношения – по всем приметам то была любовь. Но кто знает, что такое любовь, чем она кончается?
Удивляться не приходится, что Елизавета Григорьевна выбрала Мишу в качестве доверенного лица – рассказала молодому кавалеру о наследстве. Достала семейные альбомы, письма. Показала фотографии домов. Вот они, пятиэтажные, в модном сейчас стиле «модерн».
Дело не в самих домах, сказала она, хотя деньги ей, конечно,
